Глубокий рейд. Записки танкиста
Шрифт:
И у меня на душе было радостно: как и все наши бойцы, я чувствовал себя сегодня именинником.
Выйдя из гудевшей ульем толпы, пошел к танкам. Все было в порядке. Дежурные оставались на своих местах, жерла орудий грозно смотрели в одну и другую стороны вдоль дороги. Они в любую секунду готовы были встретить врага огнем и сталью.
Попыхивая папироской, подошел Кудряшов и протянул мне свой кожаный портсигар:
— Кури, дорогой.
— Алтайский?
— Нет, — весело засмеялся Иван Федорович, — шишиловский.
— Наш, значит?
— Наш, друг, смали.
Я начал скручивать папироску, а Кудряшов спрашивал:
— Видишь, как радуется народ?
— Вижу, Ваня, и сам радуюсь, — с удовольствием признался я, затянувшись крепким самосадом.
— А не кажется тебе, что после такой радости может наступить для них, да и для нас, большое горе, — сразу став серьезным и мрачным, сказал Кудряшов.
— Ты о чем?
— О том, что рано или поздно, а скорее всего очень скоро мы уйдем отсюда. Так ведь?
— Разумеется, уйдем…
— А люди эти будут расплачиваться за наши боевые успехи своими головами, — сказал замполит.
— Так что же нам делать, Иван Федорович?
— Мы должны уговорить их на время, пока пройдут каратели, оставить деревню, поголовно всем уйти в лес. Фашистам долго не быть здесь. Если они не сожгут деревни, то после людям и вернуться можно будет. Теперь ведь мы у гитлеровцев крупная соринка в глазу. Они будут гоняться за нами, а не за стариками, женщинами и детьми.
— Ну, что ж, Ваня, действуй, разъясняй!.. А я пока организую разведку.
Кудряшов вернулся к жителям. Я приказал Кобцеву выслать один танк вперед, чтобы проверить дорогу и узнать, нет ли здесь поблизости гитлеровских войск.
Танк скрылся за поворотом. Некоторое время был слышен отдаленный гул мотора, наконец все стихло. Край неба начинал светлеть. Я приказал от машин не отходить, а сам отправился на бугор, к церкви, откуда был хороший обзор местности. Проходя мимо машин, увидел двух автоматчиков, схватившихся за грудки. Каждый из них пытался повалить другого в сугроб. Они заметили меня лишь после того, как я попросил позвать ко мне Овчаренко.
— Нет его, товарищ командир, — доложил один из десантников, чем-то закусывавший тут же на улице. — Овчаренко, небось, в соседней деревне девчатам головы кружит. Шустрый, черт, до девок! И за что только любят его, проныру чубастого?
Автоматчик от зависти даже тяжело вздохнул.
— Как это в соседней деревне? — ничего не понимая, спросил я у него. — Ведь он в десанте на машине Кобцева!
— Так точно, товарищ старший лейтенант. Только отпросился он у лейтенанта Найденова поехать в разведку. Не любит сидеть без дела. Услыхал, значит, что есть приказание одну машину вперед направить, так сразу девчат бросил и шасть к лейтенанту! Ну, командир, значит, и разрешил ему.
Я невольно улыбнулся, выслушав этот рассказ.
— Ну, вижу, что и ты не любишь без дела сидеть, — сказал я автоматчику.
— Это верно, товарищ командир, — ответил солдат, перестав жевать. — Самая что ни на есть поганая штука для солдата на войне сидеть без дела. Тоска сгложет.
— В таком случае догоняй меня у церкви, как покончишь вот с этой работой, — сказал я, намекая на сало и сухари, которые до моего прихода он усердно жевал и угощал ими пленного немца.
Автоматчики дружно захохотали.
— Этой работой наш Свиридов может заниматься по сорока восьми часов в сутки, товарищ командир. Оттого он последнее время и «сбавил» с семидесяти килограммов до восьмидесяти шести.
Свиридов тоже улыбнулся и, погрозив огромным кулачищем шутнику, сложил свой завтрак в карман и поспешил за мной. Мы забрались с ним на колокольню и огляделись вокруг. Где-то там должен идти наш танк. Дорога на белом фоне равнины едва заметна. Справа виден темный лес. Позади нас еще не погасло зарево от догорающего склада боеприпасов.
Широки просторы Украины, — подумал я. — Даже мне, всю свою жизнь прожившему на Брянщине, в лесной местности, любы эти бескрайние дали и обрывистые овраги и балки, в объезд которых тянутся бесконечные ленты дорог. Очень красивые места. Что же чувствует, глядя на них, человек, родившийся здесь, с детства привыкший ко всему этому! И вспомнил я, как радовался вновь вступивший на свою землю пожилой солдат: «Дывытесь, хлопцы, — взволнованно говорил он, сняв шапку и вздыхая полной грудью, — дывытесь уси! Це наша Вкраина!»
Свиридов задумался и вдруг, словно продолжая мою мысль, сказал:
— А ведь и вправду, на Украине и дышится глубже и ходится легче.
Оказалось, что мы со Свиридовым думали об одном и том же. Потом мы долго всматривались в серую дымку дали, но впереди ничего не было видно. И вдруг показался какой-то темный комочек.
— Танк! — крикнул Свиридов.
Теперь и я видел, что это возвращается наша машина. Спустились с колокольни и поспешили навстречу танку.
— Как дела? — крикнул я автоматчикам, как только машина остановилась.
— Противника близко не обнаружили, товарищ старший лейтенант, — доложил соскочивший первым с танка Овчаренко. — В каком направлении он есть, сказать трудно.
— А что такое?
— Дорог-то кругом чертова дюжина, а по какой ехать — кто знает?
— Ничего, как-нибудь разберемся. Позови-ка, Овчаренко, ко мне командиров машин да предупреди доктора, что выступаем.
Сержант побежал выполнять приказание. Скоро собрался весь командный состав. Коротко обсудив план дальнейших действий, мы сели на машины, и колонна двинулась.