Глубокий рейд. Записки танкиста
Шрифт:
— Все собрались? — спросил я.
— Сейчас подойдет Лопатин, — сказал Кудряшов, блеснув огоньком папиросы.
— Я здесь, товарищ старший лейтенант, — послышался голос Лопатина, подходившего в это время к собравшимся командирам.
— Так вот что, товарищи. Прорвавшись через передний край, мы отклонились от намеченного маршрута и не попали на грейдер, ведущий к шоссе. Имея на машинах раненых, я решил пока дальше не двигаться и остановиться на время в этом лесу. Если пурга не стихнет, то через час от наших следов ничего не останется. Опасаться, что
— Лейтенант Найденов!
— Слушаю!
— Выделите десять автоматчиков для расчистки места под палатки. Шесть человек пошлете в разведку, но предупредите их, чтобы дальше трех-четырех километров от стоянки не уходили. Ты, доктор, займешься ранеными. После осмотра прошу доложить.
Найденов и доктор ушли. На месте остались командиры взводов.
— Вам, товарищи, нужно быстро занять оборону и так расставить танки, чтобы они вошли в лес задним ходом. Деревьев не ломать. Экипажи держать в полной боевой готовности.
Оставшись вдвоем с Кудряшовым, мы прошли по опушке леса метров до двухсот. Здесь лесной массив отступал под углом и, образуя подкову, снова продолжался по прямой линии не меньше чем на десять километров.
Я высказал свои опасения, что как бы в таком замечательном заповеднике с нами по соседству не было «зверей». До передовой здесь еще рукой подать и лучшего места для тылов нельзя представить — можно скрытно сосредоточить целую армию.
— Я думал об этом, — сказал Кудряшов. — Долго засиживаться нам тут не следует. Если гитлеровцы разнюхают, что мы забрались сюда, то нам придется больше от них отбиваться, чем выполнять задание.
— Ты прав, Иван Федорович. Подождем разведчиков, тогда и решим, как действовать дальше. Все же мне кажется, что крупных сил у противника здесь быть не может. Немцы не охотники забираться в лес. Они предпочитают отсиживаться в населенных пунктах. Там и тепло, и менее опасно, да и курочки еще кое-где водятся. Здесь лишь могут оказаться их склады с боеприпасами, горючим, ремонтные мастерские. Ну, и все это, как бы усиленно ни охранялось ими, все же послужит для нас, охотников, скорее дичью, чем западней.
— Это верно, друг, но лишняя осторожность нам, пожалуй, не повредит, — предостерегающе заметил Кудряшов.
— Разумеется. Я сейчас же займусь караулами, а ты отдохнул бы, пока есть возможность. Я тут сам справлюсь.
— Не до сна сейчас. Пойду к Никитину, узнаю, как у него дела? Убитые, кажется, есть, о погребении надо позаботиться.
Мы вернулись к месту стоянки. Машины уже стояли в боевом порядке для обороны. Позади них, среди елей, на расчищенном от снега месте, виднелась наспех сооруженная автоматчиками палатка. Этот довольно неказистый и уродливый шалаш все же мог защитить людей от ветра. В палатке орудовали доктор и два его санитара — огромный, почти двухметрового роста Чечирко и маленький юркий Варламов.
— А ну, показывай, что там у тебя, — шумел доктор, осматривая рану у автоматчика. — Пустяки, царапина. До свадьбы заживет. Чечирко, перевяжи.
— А, Кирсанов! Тебя как угораздило с пулей поздороваться?
— Я, товарищ доктор, до друга Чечирки пришел. Может, он мне тут вот голову чем помажет, — переминаясь с ноги на ногу, смущенно проговорил башнер. — Я чуток высунул голову из люка, а пуля, как оса, тут как тут, и чиркнула меня чуть повыше уха.
— Высунулся, чиркнула, — ворчал доктор. — Вот чиркнула бы она тебя на волосок поправее — и остался бы Решетов без башнера. Кого бы мы посадили тогда в машину? Моего Чечирку, что ли? Так он мне самому нужен.
— Да он, товарищ доктор, и в люк не влезет, — расплывшись в улыбке, сказал Кирсанов, посматривая на своего друга.
— А и влезет, так не дай бог. Разок повернется там и посдирает все приборы. Санитар он что надо, может вытянуть с поля боя зараз целый экипаж танка, а в машину его садить не годится.
Раненых было восемь человек. Тяжелых, к счастью, не оказалось совсем. Доктор заявил, что все люди могут оставаться в строю. Убитых было пять человек — три автоматчика и два сапера. Погибших товарищей мы не оставили, а привезли сюда и похоронили здесь, в лесу, выдолбив ломами в мерзлой земле могилу. Когда все было закончено, Кудряшов снял шапку и от имени всех нас попрощался с товарищами, отдавшими жизнь за любимую Родину.
— Прощайте, друзья! Мы еще вернемся в этот лес и на месте безымянной могилы поставим памятник с вашими именами. Мы не забудем вас, боевые друзья. В дни войны память о вас будет звать нас к мщению, а в светлые мирные дни после победы мы будем, чтя вашу память, крепить мощь нашего Отечества, чтобы ни один любитель чужих земель не осмелился еще раз посягнуть на священную землю, политую вашей кровью.
Кудряшов отошел в сторону.
Мы, склонив головы, молча постояли несколько минут у свеженасыпанного холмика и заровняли его снегом. Отдать все воинские почести павшим смертью храбрых в этих условиях было нельзя.
— Плохо пока идут у нас дела, командир, — мрачно насупившись, сказал Лопатин, — Еще дела не начинали, а уже встали на отдых в этом чертовом лесу.
— Нет, Лопатин, — возразил Кудряшов, — дело наше как раз хорошо начато. Через передний край мы должны были проскочить «галопом» без особого ущерба для противника, а мы немало там накрошили и людей его и техники. Да и здесь остановка оказалась как нельзя более кстати.
— Вот именно, — сказал подошедший доктор. — Послушай, «командующий», что я буду делать с убитыми и ранеными в дальнейшем?
— Убитых хоронить, а раненым оказывать помощь, перевязывать их, оперировать, если потребуется.
— Это я и без тебя знаю. Но куда вот я буду девать их после операции? С тяжело ранеными что будем делать?
— Этого, Боря, я сейчас сказать не сумею. Будем действовать по условиям обстановки. Может быть, придется оставлять у надежных людей по деревням, а может быть, организуем что-нибудь вроде временного госпиталя в лесу. Скоро наши пойдут в наступление, поэтому и такой вариант вероятен. Во всяком случае, увидим.