Глубокий рейд. Записки танкиста
Шрифт:
Мы соскочили с машин и стали наблюдать. Командир танкового подразделения, пришедшего сюда раньше нас, рассказал, что до их прихода здесь было все тихо, как и в прошлые дни. При подходе же их машины, свернув с дороги, попали в глубокий снег. Взревевшие моторы своим шумом насторожили противника, и он открыл беспорядочную стрельбу по нашему переднему краю и по опушке леса.
Постепенно стрельба утихла. Время от времени вспыхивали вражеские ракеты, но они освещали лишь клубящиеся в воздухе тучи снега, и это успокаивало противника.
Мы снова сели на танки и, объезжая тянувшийся вдоль линии фронта перелесок, поехали на исходные позиции нашей группы. Шли без дороги, полем,
К половине одиннадцатого выбрались на проезжую дорогу и, увеличив скорость, через десять минут прибыли на место. Здесь по прежнему все было тихо. Гитлеровцы не предполагали, что в такую адскую погоду наши части могут начать боевые действия на этом участке фронта. Только иногда взлетали ракеты, освещая снежные вихри над передним краем. Изредка с той и другой стороны били пулеметы.
Танки подходили к исходным позициям на малой скорости. Колонна подтянулась. Машины выстроились друг за другом в длинную цепочку. Моторы не глушили, чтобы потом не поднимать лишнего шума.
Во мгле вьюжной ночи танки с сидящими на них автоматчиками казались какими-то причудливо горбатыми чудовищами. Занесенные снегом с ног до головы люди сливались с корпусами танков, и создавалось впечатление, будто беснующиеся ветры намели на машинах сугробы.
Повзводно развели танки в назначенное для каждого место.
Рокот моторов, заглушаемый сильным ветром, не долетал до противника. Автоматчики соскочили с машин, но далеко никто не отходил. Светящиеся стрелки танковых часов сходились все ближе к цифре 12. Командир бригады давал мне последние указания, желал благополучного возвращения. Он еще раз предупредил, чтобы мы по возможности быстрее проскочили через передний край да и в тылу избегали стычек с крупными силами противника.
12 часов ночи!
Все с напряжением ожидают артподготовки на правом фланге. Томительно долго тянется время. «Почему не начинают?» — думал я. И не успел ответить себе на этот вопрос какой-либо догадкой, как справа загрохотали артиллерийские залпы. Огненным каскадом взвились светящиеся снаряды «катюш». Залпы следовали один за другим, сливаясь в сплошной непрерывный гул. Сквозь рев орудий временами слышался отрывистый стук пулеметов. Тьму ночи беспрерывно разрывали вылетавшие из жерл орудий языки пламени. Словно обгоняя друг друга, оставляя за собой светящиеся полосы, неслись снаряды.
Гитлеровцы переполошились и на нашем участке. Их ракеты беспрерывно взмывали над равниной. На переднем крае стало светло, но позади этой освещенной полосы ночь превратилась в еще более непроницаемую стену тьмы. То и дело вокруг нас свистели пули. Разрывающиеся мины поднимали в воздух султаны снега и смерзшейся земли.
С линии обороны нашего левого фланга отвечали вяло. Короткими очередями постукивали два пулемета, да изредка из лощины позади окопов на немецкие позиции летели мины. С вражеской стороны послышался шум моторов. Это несколько танков вышли из капониров и отправились на атакуемый участок. Все шло, как и было предусмотрено.
Половина первого ночи.
Гул артподготовки начал стихать. Танковое подразделение, пришедшее раньше, пошло в атаку правее нас. Очевидно, определив, что соседей атакуют небольшие силы, противник на нашем участке фронта постепенно прекратил стрельбу и успокоился.
Приближалось время нашей атаки.
Команда «по машинам». Экипажи быстро заняли свои места в танках, десантники — на бортах машин. Приготовив автоматы к бою, они прощались с остающимися.
— За-во-ди!
Моторы всех танков взревели почти одновременно, выбросив из выхлопных труб клубы черного дыма. Радист включил передатчик рации на мои лингафоны.
— Повзводно, уступом, первый взвод головной, вперед! — приказал я.
Набирая почти с места максимальную скорость, вперед рванулись танки лейтенанта Кобцева. Через полминуты сорвались с исходных и вихрем помчались за танками Кобцева танки лейтенанта Петрова. За ними неслись остальные машины, в том числе и самоходки Лопатина. Моя машина шла в промежутке между боевыми порядками машин Кобцева и Петрова.
Когда танки Кобцева почти уже подходили к проволочным заграждениям, со стороны противника поднялась беспорядочная стрельба; Отчетливо были видны вспышки пламени, вылетавшего из стволов орудий врытых в землю танков, и раскаленные болванки, ударяясь в мерзлую землю, как резиновые мячики, рикошетили в воздух, издавая при этом пронзительный визг. Ураган пулеметного огня несся нам навстречу. Автоматчики, плотно прижавшись к стальному телу машин, укрываясь за башнями танков, почти не несли потерь. Танки и самоходки с хода вели беглый огонь из пушек и ливнем пулеметного огня гнали фашистов из первой линии окопов. Бросая траншеи, гитлеровцы, как кроты, забирались в укрытия. Но продвижению нашей группы сильно мешали своим огнем зарытые в землю фашистские танки. Хорошо, что их было не так много, иначе не миновать бы нам крупных потерь.
Танки Кобцева уже смяли проволочные заграждения, оставляя за собою широкие проходы. Вскоре проскочили проволоку и все другие машины.
— Будет чем нас вспомнить фашистам после такой работы, — кричал во все горло командир танка Климашин. Он сам был у орудия и с каким-то особым удовольствием, досылал снаряды один за другим в казенник. Башенный стрелок Грицаев, стоя на корточках на боеукладке, подавал снаряды своему командиру.
Пятерым человекам в машине очень тесно, особенно при такой перегруженной боеукладке, где каждый сантиметр и без того небольшого свободного пространства использован под снаряды и диски, гранаты и цинки с патронами. Зато заряжающему — гораздо удобнее: не нагибаясь можно получить снаряд, без задержки дослать его в казенник, во-время сменить на спаренном с пушкой пулемете диск да выбросить вон из гильзоулавливателя отстрелянные, дымящиеся и горячие гильзы. Правда, без брезентовых перчаток их невозможно взять в руки.
Выстрелы следовали один за другим. Дым от сгоравшего пороха не успевал выходить через ствол пушки и частично выбрасывался вместе с отстрелянной гильзой в башню, наполняя боевое отделение танка таким смрадом, что дышать становилось все труднее. Хотя люки башен оставались открытыми и работал мотор-вентилятор, через несколько минут такой бешеной стрельбы лица становились черными и копоть набивалась в нос, уши, рот.
Машины, часто меняя курс, лавировали между вражескими окопами. Из блиндажей в наши танки полетели гранаты. Десантники стали нести потери.
Кобцев проскочил уже первую линию обороны и стал заходить вражеским танкам во фланг. К этому времени вся группа прорвалась через первые траншеи и шла прямо в лоб на танки противника, которые, ворочая пушками в разные стороны, выпускали снаряды то по атакующим их, то по машинам Кобцева. Потеря драгоценных секунд в таком бою могла быть гибельной.
Правофланговым у Кобцева шел танк младшего лейтенанта Петрищева. Это была первая его атака.
У многих идущих впервые в бой получалось все не так, как у тех, кто прежде побывал в атаках. Менее опытные вели машину неуверенно, часто «оглядываясь» на соседей. Их танк рыскал по сторонам или, задраив люки, несся без оглядки вперед, далеко оставляя позади себя боевые порядки подразделения. «Вертолеты!» — посмеиваясь, называли их старички.