Глубокий рейд. Записки танкиста
Шрифт:
Чечирко влез на землянку и начал разрывать землю над настилом.
— Что ты делаешь? — возмутился Кудряшов. — Хочешь, чтобы я жил в землянке без крыши?
— Не беспокойся. Крыша останется на месте, если, разумеется, выдержит Чечирку — невозмутимо ответил доктор.
— Что же он там делает?
— Обыкновенную форточку, — сказал Никитин. — С этих пор такое несложное усовершенствование будет обязательным для солдатского «клуба».
Я снял полушубок и подошел поближе к печке, погреться. Здесь воздух был чище, табачный дым тянуло в печку и форточку, сооруженную по системе Чечирки рядом с дымоходом.
Как всегда в таких случаях, Кудряшов был в окружении солдат. Кроме постоянных его слушателей, здесь находились автоматчики и связные. Один из них своим испуганно-сосредоточенным выражением лица напоминал мне кого-то очень знакомого, но я никак не мог вспомнить, кого именно. Рядом с ним сидел мой старый знакомый Овчаренко. И вдруг я вспомнил: да ведь сосед Овчаренки — Величко. Сейчас разговор, правда, шел не о нем, но Величко напряженно вслушивался в каждое слово замполита:
— …Под самым ожесточенным огнем он вылез из люка и сполз по броне танка на землю. Между вздыбленной подбитой машиной и дотом оставалось не больше двадцати метров…
Кудряшов нагнулся к печке и достал уголек. Перебрасывая его из ладони в ладонь, он прикурил самокрутку, затянулся и, как бы видя перед собою все, о чем рассказывал, весь подался вперед.
— …Это расстояние он решил преодолеть во что бы то ни стало, чтобы связку гранат и тола бросить в самую амбразуру дота. Мы наблюдали за этим поединком человека с огнедышащим железобетонным колпаком. Нам было ясно, в таком положении находился отважный командир танка, приближаясь к доту. Пулеметы его подбитой машины и орудие с оторванным стволом не могли оказать смельчаку огневой поддержки. И вдруг видим, механик-водитель тоже выбрался через свой люк и, словно ящерица, быстро пополз вслед за своим командиром.
— Тоже с гранатами? — спросил Овчаренко.
Кудряшов посмотрел в сторону Закирова, как бы ожидая ответа от него. Но тот молчал.
— …Кажется, у него была в то время одна граната, но он едва ли думал о ней…
Закиров молча кивнул головой.
— И вот, метрах в десяти от амбразуры, командир танка, приподнявшись на колено, швырнул связку в амбразуру, и над дотом поднялся черный гриб дыма, щебня и земли. В черноте этой оседающей массы было видно фигуру водителя, быстро движущегося к месту, где лежал бесстрашный командир. Под прикрытием пыли старший сержант… он еще не был тогда старшиной, — кивнув в сторону Закирова, перебил сам себя Кудряшов, — старший сержант Закиров вынес с поля боя смертельно раненного командира. В момент броска связки гранат пулеметная очередь из дота прострочила смельчака, совершившего подвиг. Пули разорвали ему легкое и навылет пробили грудь под самым сердцем.
Лежа на руках Закирова, он последний раз обвел взглядом всех нас и, крепко сжимая руку своего боевого товарища, закрыл глаза…
С минуту все сидели молча.
— Да, вот так благодаря подвигу командира танка дот был подавлен. Пехотная часть штурмовала высотку и заняла ее.
— А твой танк, Закиров, так и остался там? — спросил Овчаренко.
— Зачем остался? Его ремонтировали, заменили пушку, и вот я опять на нем воюю.
— Так вот, товарищи! Память о наших героях и боевые традиции мы должны свято хранить и множить. Пусть среди нас никогда не будет трусов. Пусть каждый сумеет с честью нести звание советского танкиста. И пусть, товарищи, по примеру таких, как Закиров, мы будем готовы с риском для жизни выручить своего командира из любой беды. По примеру таких, как этот наш лучший механик-водитель, мы будем заботиться о боевой технике. Она доверена нам нашим народом, который не жалеет ни сил, ни средств для обеспечения победы над врагом.
А ведь у нас еще не все хорошо относятся к своему оружию. Вот я посмотрел сегодня машину младшего лейтенанта Аксютина. Сам он был на рекогносцировке, а его башнер Карпухин в отсутствие командира не додумался привести боеукладку в порядок. У него в боевом отделении все разбросано, как у плохой хозяйки на кухне.
— Да он, товарищ замполит, известный неряха, — сказал Семенов, недружелюбно посматривая на своего соседа. — Пока командир не прикажет, сам никогда ничего не сделает.
— Я к чему это говорю, — продолжал Кудряшов. — Некоторые у нас считают, что это мол пустяки, мелочи. Мы-де способны на большие дела, к самому черту в пекло не боимся пойти и жизнь в копейку не ставим.
— А зачем нам в рейде такие нужны? — запальчиво выкрикнул сержант Алимов.
— Правильно, Алимов, — сказал Кудряшов, — в таких воинах мы не очень нуждаемся. Хороший солдат не бросается своей жизнью налево и направо, а высоко ее ценит, и если уж умирать придется, то жизнь свою дешево врагу не отдаст. Чтобы хорошо воевать и с успехом бить врага, нужно не ожидать каких-то особых приказаний командира там, где и без того все понятно. Сметка нужна и любовь к своему делу.
— Кто будет таким, как Карпухин, — сказал Алимов, — пусть узнает его мать об этом, в деревню сообщать будем, жинке его и батьке напишем: плохо воюет, зачем такого в армию давали!
— Верно! Пусть из родной деревни письмо в ответ пошлют, срамить его станут.
Долго еще не расходились. Кудряшов рассказал, как работают сейчас в тылу наши люди, как они иной раз сутками не отходят от станков на заводах, готовят для нас танки, орудия, снаряды, как ткачихи ткут на фабриках полотно, чтобы одеть свою армию.
Многие солдаты рассказали о делах своих односельчан, читали письма. Говорили о будущей, послевоенной жизни, мечтали о том, кто чем займется после победы, как будет работать, учиться, жить.
Беседа закончилась песней. Дружный хор сильных голосов грянул ее, да так, что она вырвалась из землянки и понеслась над просторами родных, заснеженных полей.
Завтрашний день оставался последним днем подготовки, и требовалось, чтобы люди как следует отдохнули. Когда еще им придется спать — оказать трудно. На этом нашу последнюю перед походом «вечорку» пришлось закрыть.
Я вызвал дежурного по роте младшего лейтенанта Петрищева и попросил его пройтись по землянкам и приказать командирам машин уложить экипажи спать.
За день я сильно устал и с удовольствием растянулся на душистой соломе в жарко натопленной землянке. В печке весело потрескивали дрова. Бойко плясали по стенам зайчики-блики, придавая окружающему домашний уют.
За дощатой дверью с улицы был слышен разговор Петрищева с кем-то из солдат.
— По землянкам, товарищи, спать приказано всем.
И кто-то отвечал ему простуженным голосом:
— Не хочется спать, товарищ лейтенант. Так бы вот сидел, сидел и слушал до утра. Больно интересные вечорки проходят у нашего замполита. Знающий человек и душу солдатскую насквозь понимает.