Глубокое течение
Шрифт:
И через час Визенера, как тяжело больного, отправили в областной центр. Несмотря на усиленную охрану, он дрожал всю дорогу — до тех пор, пока не лег на кровать в госпитале. Там только он почувствовал себя в безопасности.
В сентябре бригада ждала первого самолета из Москвы. Посадочную площадку готовили в районе Меж, километров за двадцать до Лосиного острова. Туда были стянуты почти все силы бригады. В лагерях остались только часовые, раненые, женщины и дети.
Фашисты установили, что партизаны готовятся к чему-то серьезному,
Посадка самолета в такое время имела для партизан огромное значение. Она давала возможность систематически получать с Большой земли оружие, боеприпасы, взрывчатку, медикаменты. Одновременно она нанесла бы уничтожающий удар по лживой пропаганде врагов о том, что Красная Армия обескровлена, о скором крахе Советов, которую они повели с новой силой в связи с наступлением немецких войск на юге, на Сталинградском направлении.
Это хорошо понимало командование бригады и, чтобы не задерживать прилет самолета подготовкой новой площадки, решило оборонять подготовленную. Для этого нужно было не только отразить наступление противника, но и разгромить наступающие части, чтобы они больше не осмелились лезть в этот район.
Штаб бригады находился в Межах. Гитлеровцы были остановлены километрах в двух от деревни, на реке Вутянке. Партизаны сожгли мост и успешно отражали все попытки врага переправиться на другой берег. Нельзя сказать, что попытки эти были очень активными. Против партизанской бригады сражался саперный батальон и отряд эсэсовцев. В батальоне была рота словаков. На вторую ночь словаки прислали своего парламентера, который заверил партизан, что большинство словацких солдат будут стрелять вверх и в спину немцам. Значительно большую опасность представляла немецкая четырехорудийная батарея, в первый же день обстрелявшая Межи и вызвавшая в деревне пожар. Но и она существовала недолго. Ночью Жовна с группой партизан своего отряда пробрался в тыл врага, перебил прислугу батареи и вывел из строя пушки. Враг после этого, в сущности, был обессилен, и его не трудно было разгромить.
Но внезапно партизанские разведчики принесли весть о появлении в районе боев батальона эсэсовцев с тремя танками, артиллерией и минометами.
Батальон прибыл рано утром и остановился в деревне Лемехи, километров за двенадцать от Меж. Эсэсовцы с места в карьер перепились, начали грабить население и насильничать. Было очевидно, что они не особенно торопятся в бой, видимо уверенные, что партизаны никуда не денутся.
Нужно было предупредить их наступление.
Приборный, Лесницкий и Николай Маевский разработали план разгрома немцев.
По этому плану отряд Павленко должен был сделать тридцатикилометровый обходный марш через леса и болота, пересечь шоссе, подойти к Лемехам со стороны приднепровских лугов и ночью неожиданно напасть на эсэсовцев. Кавалерийский отряд Жовны, в свою очередь, должен был предпринять обходный маневр и зайти в тыл частям, стоявшим на Вутянке. Отрядам Кандыбы и Ивана Плющая было предназначено переправиться через реку и вести наступление в лоб. Время начала боевых действий всех отрядов было назначено на два часа ночи — с тем чтобы появиться неожиданно и одновременно со
Собрали командиров и комиссаров отрядов, объявили им боевую задачу.
Во время этого короткого совещания в комнату вошел радист и подал начальнику штаба радиограмму. Николай Маевский мгновенно расшифровал ее и, заметно взволнованный, встал. Командиры с нетерпением следили за ним и завидовали, что он первым читает вести из Москвы.
— Товарищи! Москва спрашивает: можем ли мы принять самолет сегодня ночью?
Командиры вскочили с мест, возбужденно зашумели, радостно пожимая друг другу руки. Кто-то крикнул «ура».
Лесницкий поднял руку.
— Рано радоваться, товарищи! Нужно подумать, что ответить Москве. Готовы ли мы к принятию самолета?
— Готовы, Павел Степанович! Готовы, черт возьми! — закричал Жовна.
— Самолет сядет, а эсэсовцы в это время танки пустят, артиллерийский обстрел начнут. Позиции их недалеко, надо иметь это в виду, — Лесницкий махнул рукой в сторону, откуда слышались выстрелы.
— Так от этих же сукиных сынов только мокрое место останется, Павел Степанович. Вы сами же только что говорили, — не унимался Жовна.
— Самолет прилетит, безусловно, раньше, чем мы нанесем удар.
Поднялся всегда спокойный, всегда дисциплинированный Павленко.
— Я предлагаю назначить удар на двадцать два ноль-ноль.
Лесницкий посмотрел на часы.
— Сейчас тринадцать. Раньше, чем через час, отряды не выступят. Сможет ли головной отряд проделать обходный марш за восемь часов?
— Сможет! — уверенно заявил Павленко.
— Сможет! — подтвердил Приборный. — Я сам пойду с ними.
Так и решили. Москве ответили: «Ждем». А через час отряды незаметно снялись с позиций на Вутянке и выступили… Перед маршем Павленко подошел к Лесницкому и несмело попросил:
— Товарищ комиссар, дайте мне моего командира пулеметного взвода.
Комиссар бригады нахмурился.
— Слушай, Павленко, можно сказать раз, два… Ты ведь взрослый человек. Какого ты дьявола надоедаешь мне? Пулеметчики у тебя есть, снайперы ночью тебе не нужны… А оставить отряд без комиссара я не могу.
Комиссар отряда Кандыбы. Залесский был болен, и Евгений Лубян временно замещал его. О нем и шла речь.
С отрядом Жовны поехал начальник штаба бригады Николай Маевский.
Лесницкий остался в Межах и сразу же начал подготовку к ночному бою. Обошел отряды, побеседовал с партизанами, проверил состояние оружия и количество боеприпасов. Потом долго советовался с командирами, вырабатывая подробный план операции. Делать все это было легко, потому что он знал тут каждую яму в реке, каждый пригорок и ложбину.
Его настроение испортила Люба. Как только стало известно о прибытии эсэсовцев, ей поручили следить за ними. И вот она неожиданно вернулась обратно, усталая, бледная. Лесницкий с первого взгляда догадался, что случилось что-то необычное, и отрывисто спросил:
— Что?
— Эсэсовцев нет в Лемехах. Я не застала их там.
— Где ж они?
— Кто их знает. Никто не может сказать ничего определенного. Я даже поймала одного. И тот ничего не мог сказать… прикончила его… Трудно было вести.