Гнев Нефертити
Шрифт:
Такое коварство вызвало у него еле уловимую улыбку.
— Значит, ты бы хотела сделать его членом Царского совета?
— Я не думаю, что у него достаточно знаний для этого.
Второе коварное замечание имело более глубокий смысл. Сменхкара невольно задумался: а был ли Аа-Седхем достаточно образован для того, чтобы принимать участие в решениях Царского совета? Не ослепило ли его желание ощущать рядом присутствие кого-то близкого, заседая в Царском совете?
Сменхкара вдруг осознал, что Меритатон рассуждает здраво. Продвижение Аа-Седхема было связано лишь с их тайными отношениями, но теперь этот человек имел чрезмерную
— Скажи мне, когда захочешь присвоить ему титул Хранителя духов царицы.
Она согласно кивнула и посмотрела Сменхкаре в глаза.
— Нам нет смысла противоборствовать. Это сделает нас более слабыми, а мы и так недостаточно защищены, намного хуже, чем мои родители. Мою мать поддерживал дед Ай, и она использовала его поддержку, чтобы усилить позиции отца. По крайней мере, так было в первые годы их брака.
— Вот почему я хотел снова помириться со жрецами.
— Но жрецы не поддержат тебя, если возникнет конфликт. Пасар мало что слышал этой ночью, потому что все говорили в один голос. Но кое-что по поводу тебя он все-таки разобрал: «В любом случае он не доживет до старости, и у него нет сил противостоять ни этому крокодилу Аю, ни бегемоту Хоремхебу».
Сердце Сменхкары учащенно забилось. Вот, значит, как о нем говорили!
— Действительно, ведь Ай теперь настроен против тебя. И против меня.
Сменхкара сглотнул.
— Ты все-таки его внучка.
— Я открылась ему, сообщила все, что знаю про него. Теперь он, не колеблясь, уберет меня со своего пути ради достижения собственных целей.
— Ради трона?
Меритатон кивнула.
Он взял ее за руки.
— Нет, я ничему и никому не позволю встать между нами. Пусть твой Хранитель духов остается с тобой.
— У нас должны родиться дети, — сказала она. — И как можно скорее.
Сменхкара часто заморгал.
— По линии моего отца рождаются только девочки, — продолжала развивать свою мысль Меритатон.
У Сменхкары участилось сердцебиение. Они замолчали. До террасы донеслось рычание львов из зверинца.
— Ты беременна?
— Я должна буду забеременеть. Это нужно нам обоим.
Сменхкара резко выдохнул. Провел рукой по подбородку.
— Твой разум постоянно настороже, — наконец сказал он.
А он считал себя бдительным и осторожным! По сравнению с Меритатон он словно спал. Она даже свои удовольствия и материнские чувства подчиняла интересам династии.
— Как горько вино этих дней! — произнесла она.
«И ядовито», — подумал Сменхкара.
— Завтра мою мать доставят в горы, к ее супругу, — сказала Меритатон, положив свою руку на руку Сменхкары. — Постарайся облегчить мне это испытание.
Сменхкара согласно кивнул.
Внизу, в саду, Пасар запустил бумажного змея, напоминающего формой ястреба. Он доверил веревочку Анхесенпаатон. Двое детей смотрели на этого Хоруса из тростника и папируса, развевающегося под легким ветром, дующим с Великой Реки. Сменхкара и Меритатон тоже смотрели на него — сверху, как боги.
Процессия и охрана покинули Северный дворец утром, в восьмом часу, для того чтобы избежать задержек, как было на последнем погребении. Впереди, сразу за паланкином с саркофагом, шли Панезий и сопровождающие его жрецы. Семь всадников следовали друг за другом: Сменхкара, Ай, Тутанхатон, Хоремхеб, Тхуту, Майя и Аа-Седхем, распорядитель погребальной церемонии. Они двигались в сопровождении отряда царской стражи, который возглавляли Нахтмин и начальник отряда. Носильщики опахал и стражники шли за ними. Примерно сто плакальщиц находились между головой процессии и носилками царевен и Мутнезмут. Затем шли высокопоставленные чиновники. Они выстроились согласно занимаемому положению. В первом ряду шел Пентью. Загробное имущество везли на двенадцати тележках. Еще один отряд царской охраны замыкал процессию длиной в несколько сотен локтей. Две или три сотни людей, главным образом мужчины, составляли вторую процессию; среди них находились Неферхеру и Пасар, но они не были знакомы друг с другом. Неферхеру удивился, увидев в толпе единственного маленького мальчика, не считая нескольких юных писарей.
К месту назначения, к подножию красных гор, прибыли чуть раньше полудня. Как только миновали ограду царских гробниц, которую охраняла небольшая группа воинов, Сменхкара, царевны и Мутнезмут покинули носилки. По приказу распорядителя церемонии плакальщицы на время прекратили рыдать, чтобы можно было услышать очищающие молитвы Панезия.
Перед храмом Атона ждали жрецы, которые там жили. Они поднялись на рассвете.
Погребальный паланкин направился к ним. Его пронесли в храм между двумя статуями Атона, которые венчали портик.
По знаку Аа-Седхема десять носильщиков взяли саркофаг и поднялись с ним по ступеням, которые вели в большой зал храма, и опустили его на пьедестал. Двадцать четыре жреца расположились друг возле друга: они символизировали двенадцать дневных часов и столько же часов ночных. Служитель Ка находился среди них, у подножия саркофага.
Должны были вот-вот приступить к обрядам очищения.
Панезий повернулся лицом сначала к присутствующим, потом к саркофагу.
— Радуйся, властелин Двух Земель! Атон явился в этот мир, начинается рассвет твоей вечной жизни…
Сменхкара вскинул брови. Так обращались к царю, а Нефертити была только регентшей. Что это за уловки придумал Панезий? Почему он обращается к ней, как если бы она была мужчиной? Он окинул взглядом присутствующих и не смог понять выражений лиц ни Меритатон, ни Тхуту, ни других. Впрочем, все пребывали в замешательстве из-за того, что Меритатон и Сменхкара стояли рядом со своим злейшим врагом Аем. Тот бросал убийственные взгляды на Пентью, который имел наглость выжить. Ай также старался не смотреть на своего ближайшего соседа, еще одного предателя — Хоремхеба, его собственного зятя. Меритатон еле сдерживала себя, чтобы не плюнуть в лицо Пентью, убийце ее матери, а Пентью бросал враждебные взгляды на стоящего рядом с будущим царем своего преемника Аа-Седхема.
Писарь принес вазу, заполненную содой, часть которой он переложил в алебастровый кубок, чтобы поджечь ее. Раздался голос Панезия:
— Твоя сода — сода Атона, и наоборот, — говорил он в едком дыму, который раздувал ветер восточной пустыни. — Ты вознесешься к нему, твоему брату Атону. Ты чиста, ты чиста…
Это были молитвы погребального ритуала, обычные в Двух Землях, с той лишь разницей, что все имена богов были заменены на имя единственного бога Атона. Двое жрецов принесли вазы с камедью и фимиамом и сделали с ними то же самое, что и с содой. Благоухающие дымы стали стелиться над пустыней.