Гнев терпеливого человека
Шрифт:
– С четверть часа, пожалуй.
– А то и больше.
– Угу.
Они снова замолчали, минут на десять, но тут уже Николай заставил себя не отвлекаться. Саперов он уважал. Саперы каждый день имеют дело с замаскированной смертью, и это у многих вырабатывает весьма впечатляющую интуицию. Случается, что боец чует чужой взгляд за милю, а сердцебиение метров за триста. Лучше помолчать, как ни хочется услышать живой голос напарника. Оба целее будут.
Некрупная фура приехала минут через двадцать – чуть позже, чем он рассчитывал. Вполне похожа на ожидавшуюся ими саперную «летучку». Нормально. И приехала не одна, что тоже совершенно нормально. Слава богу, не «Страйкер» и тем более не «Брэдли», а очередной «Хамви» с малокалиберной автоматической пушкой на крыше. Снаряд такой пушки разрывает человека пополам и пробивает любую броню, которую можно навесить на «КамАЗ» или «Тойоту»-пикап. Местные попытки что-то импровизированно бронировать быстро сошли на нет: крупнокалиберных пулеметов и автоматических скорострельных пушек у «миротворцев» было больно уж много.
– Начали.
Спешившиеся саперы неторопливо шли к мосту, спешившиеся пехотинцы прикрытия деловито распределяли секторы огня. Саперов трое, плюс водитель в машине. Из числа прикрытия – один-двое под броней и четверо на земле. Через несколько минут они запустят в небо очередной мелкий беспилотник, через десяток – будут полностью готовы к отражению нападения любой группы, сравнимой по силам с их собственной. Сейчас.
На противоположной стороне дороги с воем взлетела и тут же угасла одиночная пиротехническая свистулька. Стрелок в люке на крыше «Хамви» мгновенно развернул ствол своей пушки в нужную сторону. От них. Но огня не открыл: крепкие у парня были нервы. Несколько отрывистых команд на английском, едва донесшихся до их лежки. Ну что, уйдут или останутся? В смысле, уйдут все вместе или?..
Несколько долгих десятков секунд и Николай, и все они не были уверены. Потом командир американской группы сделал то, что от него ожидалось. Закончив короткий доклад о произошедшем и не получив никакого нового повода к активным действиям, он решил сам проверить, кто там на опушке такой наглый, что докладывает об их появлении. Что там за лесная белочка такая. Саперы получили приказ отложить ремонт мостика «до выяснения», половина его группы во главе с наводчиком смертоносного ствола на крыше – удвоить бдительность, и все такое. Можно быть уверенным на 99 %, что уже далеко ушедшие машины досмотровой группы получили распоряжение вышестоящего командира вернуться и приготовиться оказывать помощь, действовать по обстоятельствам и все такое прочее. Сам же он со второй половиной своей группы, помявшись, все же отправился в лес. Если бы оттуда был дан хоть один выстрел, тактика действий пехотинцев точно была бы совершенно другой. Но невысоко поднявшаяся над дорогой на дымном столбике одиночная свистулька выглядела больно уж странно.
Командир разведвзвода дал храбрецам несколько минут. За это время их камуфлированные спины исчезли из виду. Было совершенно правильным, что оставшиеся на дороге бойцы заняли круговую оборону возле своих машин: саперы у «летучки», пехота у «Хамви». Половина направила стволы своего оружия в ту же сторону, куда ушли их товарищи, – самое главное, что среди них был и наводчик автоматического страшилища. Вторая половина – это было уже не так страшно.
Без команды, просто поняв, что пришло нужное время, Николай прикоснулся мушкой к чужому силуэту. Ровно в этот момент второй номер расчета их единственного пулемета поднял голову и руки и сдернул лохматый, покрытый серыми тканевыми лоскутами чехол со ствола РПК-74 [9] . Тот был установлен всего в четырех десятках метров от моста, в глубине леса – это минимальная дистанция, на которой замаскированная позиция пулемета не обнаруживалась в первую же минуту наблюдения. Николай давно держал палец на спуске: он не увидел, не услышал, а почувствовал, как впереди сразу несколько человек изо всех сих набрали в легкие воздуха, чтобы закричать. РПК выдал прицельную очередь: длиннющую, почти на полный магазин. Она вошла точно в спину наводчика пушки на крыше «Хамви», а затем, опустившись, в правые боковые стекла машины, в оба разделенных средней стойкой элемента. Несмотря на малую массу пули, на такой смешной дистанции РПК пробивал бронестекло, как папиросную бумагу. Вспышку кровяной взвеси внутри переднего отсека «Хамви» было видно даже ему, не отрывающему взгляда от терзаемой попаданиями половины фигуры на крыше машины. Это был самый главный момент – если бы все четыре ствола, которые били в этого парня, промахнулись, тот урезал бы шансы разведгруппы на выживание и выполнение задачи втрое за первые же несколько секунд. Даже шофера бронированной машины убить было не так важно.
9
Ручной пулемет Калашникова, имеющий калибр 5,45 мм.
Первый из спешившихся пехотинцев уже полег, но остальные кувыркнулись так, как не кувыркаются акробаты в цирке или гимнасты на олимпийском манеже. Один ушел в противоположный кювет, другой – под колеса бронемашины. Этого изрешетили в несколько стволов, едва он только успел дать первую неприцельную очередь. Но с остальными, включая саперов, пришлось возиться непозволительно долго. Первые секунды обмена огнем не дали явного результата. Уцелевшие пехотинцы и совершенно не пострадавшие саперы зло и умело огрызались и едва не накрыли пытающихся обойти их ребят разрывом одной из своих гранат. Одного, в дальнем кювете, вроде бы ранили, но даже он все еще продолжал драться. Время уходило, и все становилось совсем уж нехорошо. Нужно было или начинать действовать по всем армейским правилам: с обходом, с гранатометчиками, с огнем на подавление и так далее – или отходить. Было совершенно очевидно, что предпримет командир разведвзвода: они работали вместе так давно, что отлично чувствовали его мнение о ситуации.
Пулемет дострелял сорокапатронный магазин, прикрыв очередную отходящую пару. Расчету приходилось туго: на средних дистанциях огневая производительность РПК вполне компенсировалась лучшей меткостью американских штурмовых винтовок. Николай заставил себя остановиться, развернуться. Затем, с большим усилием, принять положение для стрельбы с колена. Магазин «калашникова» он расстрелял скупыми, конкретными очередями, дважды поменяв позицию на пару метров в одну и другую стороны. Он слышал, как сзади и сбоку кто-то сдавленно, с болью матерится – значит, раненый. Но его огонь был сейчас важнее, чем жгут и индпакет, поэтому он продолжал стрелять, пока мог. Остроконечные пули рикошетили в разные стороны от веток, застилающих директрису стрельбы как кисеей, – это был известный недостаток отечественных малокалиберных стрелковых систем. Но прицельный огонь есть огонь: сколько-то пуль долетало до врагов и заставляло пригибаться, и опускать глаза, и сбивало им прицел. Потом прикрыли его самого, и Николай рывком разорвал дистанцию. Захлебываясь воздухом, выполнил пару привычных зигзагов. С размаху рухнул на хвою – так, что вышибло дух; дрожащими пальцами перезарядил оружие. Патронов еще хватало, а бой, очевидно, заканчивался. Похоже, боевая ничья. Сейчас будет видно.
Справа и чуть впереди сухо погавкивал тот же родной пулемет – намекал, что преследование может быть нескучным. Нет, уже совсем стихает. Вот и стихло.
Почти не останавливаясь, они все пробежали километра три или четыре, то и дело задирая подбородки и прямо на бегу глядя вверх. Потом комвзвода широким, почти купеческим жестом остановил бегущих и дал всем пять минут отдыха. Как проводит отдых разведчик? Задыхаясь, вытаращив глаза, задрав ноги куда-нибудь повыше. И одновременно снаряжая магазины. А добрый доктор? Перевязывая раненых, слушая жизнерадостный мат. И матерясь сам, вместо обезболивающего. А что? Работает ведь… Будь ранения тяжелыми, все было бы иначе, но тут ребята выложились, потерпели. Так сказать, «на скорость движения не влияет», как говорили до войны по другому поводу. У одного плечо, у другого бок касательно, у третьего еще хуже – кисть правой руки. Так всегда и бывает.
– Дали, а? Во дали!
Боец говорил лихорадочно, забивая торопливыми радостными словами собственный недавний страх и сиюсекундную боль, которая теперь с ним надолго. Вот-вот его начнет тошнить, до рвоты. Потом снова ничего, а потом пойдет лихорадка. Рана не опасная, но хреновая. Лейтенант Ляхин не микрохирург, чтобы мелкие кости репонировать и мелкие нервы сращивать. Сосуды-то ладно…
– «Хамви» точно дымить начал, я сам видел. Его здорово посекло, а?
Николай равнодушно согласился и даже демонстративно оглянулся назад – не стоит ли над горизонтом дымный столб. Хрена с два, сплошные деревья. Ну и слава богу. Будь здесь южноуральская степь – все они здесь и остались бы, после первого же раза. А так поживут еще и поработают.
Пулеметчик по имени Василий и по прозвищу Борман громко откашлялся, выхаркал на траву сгусток мокроты. Курить разведчикам строго запрещалось, – и из-за запаха, и из-за того, что приходилось бегать, как коням. Но любое ОРЗ держалось подолгу, и надолго оставляло потом тянущийся хвост покашливания, поперхивания и всего такого прочего. Раньше так почему-то у молодых почти не бывало.
– Есть, командир…
Команду Николай не услышал и несколько секунд бегал глазами, не понимая. Кто-то из бойцов вставал и готовился к движению, кто-то продолжал лежать. Впрочем, комвзвода команду продублировал. Даже не специально для него: просто для глуховатых и стормозивших. Группа делилась надвое, при этом первая полугруппа уходила назад – туда, откуда они сейчас так бодро прибежали. А вторая – неторопливо оттягивалась по оговоренному маршруту в общем направлении лагеря. Именно неторопливо, а не привычным бегом, чтобы иметь возможность еще на полпути соединиться с уходящей сейчас четверкой командира, которая должна была их нагнать. Точки рандеву ему назначили – несколько последовательных, по столько-то десятков минут ожидания на каждой.
Возражений ни у кого не было, жалоб на несправедливость судьбы в целом и командирского выбора в частности – тоже. Две двойки командир перетасовал, но двойку Сивого – Ляхина не тронул. К ним – все трое раненых, это тоже было понятно. На младлея Сивого нагрузили ручной пулемет, на лейтенанта Ляхина – пару неудобных и тяжелых магазинов к нему, на 40 патронов каждый. Взамен у обоих отобрали по ручной гранате и обругали «гоночными ишаками». Тоже привычно.
Комвзвода даже не стал тратить время на то, чтобы назначить старшего: погнал своих буквально галопом. Причем не обратно по собственным следам, а заметно в сторону. Значит, будет выходить на место засады по дуге. Умно он поступает или нет, можно было не гадать. Умно. Вздохнув, Николай отдал соответствующую команду. Все подчинились молча и сразу, даже тот же Сивый, который был вполне себе на уме парень. Дальше был марш, который почему-то почти не запомнился. Спокойный такой ход по лесу, с выбиранием, куда поставить ногу, с привалами, почти когда хочется. С возможностью думать. Роскошь и разврат… Ориентироваться он умел, командовать тоже. Сил было – вагон, адреналин грел мышцы изнутри, как размазанный по всему телу костер.