Гнев Тиамат
Шрифт:
– Не совсем та... – начала Элви, гораздо более сведущая в компьютерных вопросах, чем Фаиз.
– А тут Джен такая и говорит: Алмаз – сверхплотная и невероятно упорядоченная масса атомов углерода. Нашёлся бы способ перемещать их без повреждения общей структуры, прекрасный вышел бы материал для такого хранилища.
Элви замолчала на полуслове, в её воображении разворачивался смысл сказанного.
– Например с помощью малюсеньких червоточин... – произнесла она.
– Улавливаешь? Вот мы думаем, у создателей протомолекулы разум улья. Или один мозг. Который, однако, мы хотим структурировать.
– Это же... – сказала Элви, – сплошное натягивание совы на долбаный глобус!
– Точняк, – он кивнул, но его улыбка никуда не делась. – Совершенно никаких обоснований. Полнейшая догадка. Потребуются поколения научных исследований, чтобы понять, что именно делает эта штука, и поколения после, чтобы взломать код, который позволит вытащить данные, если они вообще существуют.
– Но Элс, – он почти задыхался от волнения. – Подумай... Что если...?
Адмирал Сагаль плавал у своего стола, рассматривая навигационные карты, выведенные на большой стенной экран. Элви видела курс, проложенный от их текущего положения, через ворота Кальмы к станции колец, и через ворота Текомы в следующую мертвую систему их галактического тура.
– Скажите мне, что эта система – самое важное научное открытие всех времён, – Сагаль даже не поднял глаз на вплывающую в кабинет Элви.
– Очень велика вероятность, что... – начала Элви.
– Но ведь это большой хрустальный цветок в Нараке был самым важным открытием.
– Да, удивительнейший артефакт, – согласилась Элви. – Но по сравнению с...
– А ещё раньше – тройная звездная система в Хароне и та планета, на которой шёл дождь из стеклянных осколков.
– Но ведь это было действительно круто. Ну же, признайте, и очень зрелищно.
Сагаль развернулся, чтобы обратить к ней всё своё внимание.
– Я слышу, как вы говорите мне, – в очередной раз, – что артефакты в этой системе имеют решающее значение для будущих исследований.
Он казался усталым и смутно разочарованным.
– Точно так же, как большой хрустальный цветок.
Элви описала ему суть находки, и по мере объяснений, теория Фаиза казалась всё более правдоподобной ей самой. Глядя сквозь полуприкрытые веки, Сагаль слушал. Когда она сказала, что в алмазе может храниться вся информация, когда-либо собранная строителями врат, его щека дёрнулась, но это было единственным признаком удивления.
– Интересно. Пожалуйста, опишите вашу гипотезу, и включите в пакет данных для отправки в Лаконию при транзите. Прошу прощения, что смешал это с цветами и стеклянным дождём. Информация действительно кажется впечатляющей.
Такое скупое признание немного уязвляло, но она решила не обращать внимания.
– Сэр... – сказала Элви. – Мет... Это может быть всем, что высокий консул послал нас найти. Действительно может.
– Совсем нет, – ответил Сагаль, но она не собиралась сдаваться.
– Я настоятельно рекомендую попросить адмиралтейство предоставить нам больше времени. Мы проведем ещё тысячи тестов, ожидая прибытия дополнительного персонала и кораблей. Уход сейчас не принесет нам ничего.
– И вы сами верите в то, что сможете получить доступ к этим данным, если я дам вам это время? – спросил Сагаль.
Элви почти солгала, настолько жаждала шанса остаться ещё хоть ненадолго, узнать хоть чуточку больше, но...
– Нет. Этого обещать не могу. По правде сказать, решение этой проблемы может занять десятилетия, даже века. Если она вообще решаема. Но это наш лучший шанс. Ничто из того, что мы найдем в системе Текомы, не будет важнее. Я уверена, я практически могу гарантировать это.
– Тогда будем придерживаться расписания и посмотрим, правы ли вы, – ответил Сагаль, уже не глядя на неё. – Готовьтесь. Выдвигаемся в Текому через восемьдесят минут.
Семьдесят восемь минут спустя Элви лежала в своём амортизаторе, ожидая утопления.
Хрупкость человеческого тела – вот изначальная проблема космических путешествий. Но способностью презреть всякие ограничения человечество могло гордиться и до Лаконии. А уж теперь технологии развивались просто стремительно. «Сокол» превращал путь из системы в систему в тривиальную прогулку, если сравнивать со стандартными научными судами и грузовиками гражданского флота. Сжимая недельные путешествия до суток, он давал фору большинству военных кораблей Дуарте. Но платой за скорость стал амортизатор полного погружения. Дьявольское устройство, которое топило человеческое тело в противоперегрузочном геле, и заполняло легкие перенасыщенной кислородом жидкостью, чтобы превратить грудную клетку в монолит. На несколько долгих дней.
– Я просто не понимаю, что ему надо, – посетовала она.
– Он сложный человек, – отозвался Фаиз с соседнего амортизатора.
– Он будто не хочет, чтобы мы нашли что-то интересное. Каждый раз, когда у нас получается, он становится сварливым.
– Ты предполётные таблетки пила?
– Да, – сказала она, хотя на самом деле не помнила. Особо критичными они не были. – Я просто чувствую, что у него какая-то другая повестка дня, о которой он нам не говорит.
– Почти наверняка у него другая повестка дня, о которой он нам не говорит, – ответил Фаиз. – Чему тут удивляться, Элс?
– Но не может же она быть важнее этого, – сказала она. – Что вообще может быть важнее?
– Для него? Не знаю. Может, он просто ненавидит учиться. Обжёгся о газовую горелку в школьные годы. Десять секунд. Люблю тебя, Элс.
– И я тебя люблю, – ответила Элви. – Были же времена, когда сок вкачивали в тебя, а не заставляли им дышать. А я-то, помню, ещё недовольна была.
– Такая вот цена прогресса.
Она искала какой-нибудь остроумный ответ, когда жидкость затопила её, и в соответствии с привычной процедурой, заставила замолчать.