Гнев
Шрифт:
— Очень мило с ее стороны.
— И более того — сентиментальный идиот.
— Однако не стоит исключать такую возможность.
Люсия продолжила, как будто не заметила моей реплики:
— Он искренний и порядочный, говорила Адель. Когда Патрик предложил вам огромную сумму, чтобы вы замяли всю историю, вы отказались. Тогда вы не хотели предавать свою газету.
— Это другое дело.
— Конечно. Это было днем. Вы предаете только по ночам. — Улыбка исчезла, и взгляд стал жестким. — Вам нужна была история, и вы хотели получить ее любой ценой. Вы даже сказали Патрику,
Я, как дурак, только и мог сказать:
— Мне это не приходило в голову.
— Я не идиотка, месье.
— Я ни в коем случае не считал вас глупой. Просто не сознавал, что, следуя разуму и логике, вы должны будете мне не доверять. Значит, по-вашему, я притворился, будто помогаю Санже, для того, чтобы втереться к вам в доверие и выведать у вас подробности для журнала. Так?
— А как еще это можно понять?
— Филип Санже задал мне те же вопросы, хотя сформулировал их немного по-другому.
— И что вы ему ответили?
— Мне не пришлось отвечать. Он сам на них ответил.
Люсия все еще смотрела на меня сердито, но ей стало интересно. Она пожала плечами:
— И что же?
— Можно, я сяду?
Она махнула рукой в сторону кресла, но сама осталась стоять: ей лучше думалось стоя, я заметил это еще во время первого интервью.
— Так что? — повторила она.
— Он не подумал, что это блеф, — сказал я, — ему было интересно, что заставило меня так поступить. «Что с вами? — спросил он. — Это ваше прежнее саморазрушение или какая-то новая злость?» Знаете, почему он упомянул саморазрушение?
— Нет.
— Говоря о «тяжелых испытаниях», Адель имела в виду, в частности, что однажды я наглотался снотворных таблеток, чтобы свести счеты с жизнью.
Теперь я завладел ее вниманием. Люсия подошла ближе и посмотрела на меня сверху вниз.
— Вы хотели, чтобы вас спасли, или так получилось случайно?
Такой вопрос много говорил о ней самой. Большинство людей просто хотят узнать причины. Что сделало жизнь столь невыносимой?.. Некоторые — те, кто читал умные книги, — спрашивают про ненависть к себе. Лишь немногие знают о крайней степени отчаяния по собственному опыту. Они не задают наивных вопросов; они задают только один, самый существенный: «Вы на самом деле пытались?»
— Просто я оказался в больнице на час раньше, чем следовало.
— Вы не повторяли попыток?
— Нет. Однако Санже счел, что я выбрал другие средства саморазрушения. Знаете, это может войти в привычку. Полагают, что никто не станет намеренно себе вредить. Но это неправда. Многие именно этого и добиваются.
— Психология! — Люсия зажала себе нос, словно почувствовала дурной запах. — Что за «новая злость»?
— Санже считает, что это из-за вас.
— Вы злитесь на меня? С какой стати?
— Нет, не на вас, а из-за вас. Рыцарь готов очертя голову броситься на ненавистного дракона, чтобы выручить из беды прекрасную даму.
— Какое ребячество!
— Так считает Санже, а не я. Он решил, что я попал под воздействие ваших чар.
Похоже,
— Да, Патрик всегда так думает. Романтик!.. — Она снова перешла на деловой тон: — Значит, он выдумал сказку и сам же в нее поверил. А я — нет.
— Хорошо, дам вам другое объяснение. Я не взял у него денег, потому что не мог выполнить условия договора. Вот и все. А причина, по которой я, как вы выражаетесь, «послал журнал ко всем чертям», заключается в том, что я хочу разорвать контракт. Мне нужно, чтобы меня уволили. Поэтому я совершил нечто непростительное с профессиональной точки зрения. Я бросил работу в самый неподходящий момент и самым неподходящим образом. Мое присутствие здесь не имеет никакого отношения к «Уорлд репортер» или какому-либо другому изданию. Я здесь, потому что меня заинтересовала ваша история, а также, если говорить начистоту, потому что мне в данный момент нечего делать. Я пока не могу вернуться в Париж. Когда интервью выйдет из печати в понедельник, вероятно, что полиция заинтересуется и мной. Так что пока мне лучше постоять в сторонке.
Она подумала, прежде чем ответить.
— А почему вы хотите расторгнуть контракт?
— Естественно, потому что мне предложили другую работу. Почему же еще?
Последняя ложь убедила ее. Люсия улыбнулась насмешливо, но скорее одобрительно.
— Вы просто хитрый сукин сын? — рассмеялась она.
Я улыбнулся в ответ:
— Вот именно. Но у меня к вам один вопрос. Если вы действительно считали, что я блефую и стараюсь выведать у вас что-то еще, зачем вы позволили Адель Санже дать мне ваш номер телефона?
Это ее позабавило.
— Я все ждала, когда же вы спросите.
— Тогда, наверное, вы уже подготовили ответ.
— Разумеется.
Она села. Теперь быстро соображать уже не требовалось.
— Я хотела поддерживать с вами связь после того, как интервью будет напечатано. А после отъезда Адели это уже нельзя было сделать через нее. Поэтому я разрешила ей дать вам мой номер.
— И взяли у нее мой. Потому что действительно собирались переезжать или на случай, если я не позвоню?
— Я вам уже сказала.
— Пару минут назад вы обвиняли меня в том, что я пытался обманом вытянуть у вас признания. Я так понимаю, что сейчас вы сами хотите сделать какие-то заявления?
— Возможно.
Люсия посмотрела мне прямо в глаза и заговорила медленно, очевидно, обдумывая каждое слово:
— Я рассчитывала, что после публикации интервью мне понадобится помощь, поскольку появятся люди, которые захотят со мной побеседовать.
— Другие репортеры, вы имеете в виду?
— Да, репортеры и, — она взяла визитку Скурлети, — такие, как он.
— Понимаю.
— Этот появился слишком рано. Что вы намерены ему сказать?
— А что бы вы хотели, чтобы я ему сказал?
— Он предлагает серьезные деньги. — Она чуть улыбнулась. — Вы можете продать ему список, только выкиньте несколько адресов — этот дом и, наверное, тот, что в Больё.
— Это, конечно, его задержит. А что я должен сделать дальше?
— Можете пообещать ему, что передадите другие адреса во вторник.