Гнезда Химер. Хроники Овётганны
Шрифт:
Я опустил глаза и с изумлением обнаружил, что мой живот снова стал почти таким же чистым, как после купания. Пока я пялился на сие чудо, слово «почти» перестало быть актуальным: последнее темное пятнышко бесследно исчезло с моей кожи.
– Круто! – восхитился я, застегивая маленькие непослушные пуговицы, скользкие, как стекло. Потом прислушался к своим ощущениям и с удивлением сказал: – Знаешь, пока ничего не происходит. Я по-прежнему не чувствую себя голодным.
– Ничего, скоро почувствуешь! – оптимистически заверил меня Хэхэльф. –
Вынужден признаться: я не дождался начала пира. Минут через десять я понял, что просто погибну, если немедленно не съем хоть что-нибудь. К счастью, существовала корзина с плодами, опустошенная всего наполовину. Я извлек оттуда спелую умалу и захрустел, как оголодавший кролик.
– Ты бы все-таки прожевывал, – сочувственно сказал Хэхэльф. – Так ведь и подавиться можно! Держи себя в руках, Ронхул: вечер только начинается!
– Ты сам намазал меня этой дрянью, – проворчал я, – а теперь выпендриваешься… Раньше надо было думать!
Тем не менее Хэхэльфу как-то удалось сдержать мой первый стихийный порыв жрать все, что под руку подворачивается. А потом я и сам взял себя в руки: ко всему можно притерпеться, если припечет. По крайней мере, когда пришло время идти во двор, я не рычал при виде пищи и вообще вел себя вполне прилично.
Нам достались почетные места: Хэхэльфа усадили по правую руку от пустующего пока места ндана-акусы, а меня – рядом с ним. Сервировка оказалась скромной. Перед нами стояли пустые миски разных размеров и лежали большие трезубые вилки. От знакомых мне столовых приборов они отличались тем, что острия их зубцов располагались не на одной прямой линии, а являлись вершинами равностороннего треугольника. Оно к лучшему: тщетные попытки отличить рыбный нож от десертной вилки обычно лишают меня душевного равновесия.
– А где ндана-акуса? – шепотом спросил я Хэхэльфа. – Что, он передумал общаться?
– А кто его знает, – пожал плечами Хэхэльф. – Но то, что его пока нет, – это нормально. Ндана-акуса всегда появляется примерно через час после начала пира: во-первых, чтобы продемонстрировать окружающим свое презрение, во-вторых, дабы дать всем понять, что он не торопится набить желудок… Ну и еще потому, что в начале пира все так голодны, что уделяют ндана-акусе недостаточно внимания, а ему это не нравится…
– Мудрое решение! – удивленно согласился я. – И самое главное: все довольны.
Потом я сказал себе: «можно», – и принялся вовсю демонстрировать гостеприимным хозяевам свое уважение. Уписывал за обе щеки все, до чего мог дотянуться, не слишком заботясь об этикете, благо и сами бунаба о нем не слишком заботились. Они дружно пережевывали пищу и практически не общались, только время от времени что-то неприветливо бурчали: насколько я понял, просто просили своих соседей по застолью передать им то или иное блюдо.
– Я
В самый разгар этого «веселья» из глубины сада вышла самая невероятная компания, какую только можно себе представить. Большие, почти в человеческий рост, толстые, мохнатые создания, этакие пушистые «холмики» с короткими лапками, маленькими аккуратными, почти кошачьими ушками, черными блестящими глазками-бусинками и неописуемо большими щеками – Дизи Гиллеспи обзавидовался бы! Удивительные звери были одеты в разноцветные передники. Из кармашков торчали трезубые вилки вроде тех, которыми были вооружены все участники пира.
Из дома тут же выскочили несколько рабов с ковриками под мышками и мисками в руках. Они поспешно расстелили коврики на некотором отдалении от нас, расставили котлы с едой и рванули в дом, чтобы через некоторое время появиться с новыми порциями. Толстые звери чинно расселись по местам, достали из карманов свои вилки и принялись за еду. Ясмотрел на все это, разинув рот, временно забыв даже о непреодолимом чувстве голода, масле сагыд и прочей мистике Хомайских островов.
– Кто это, Хэхэльф? – шепотом спросил я.
– Это? Это кырба-ате, – с набитым ртом ответил он. – Впрочем, бунаба называют этих замечательных толстяков «шубабодо». Хочешь сказать, что никогда раньше их не видел? Вообще-то на Мурбангоне их хватает. Хотя, конечно: Землю Нао они не очень-то жалуют, а ты в основном там околачивался…
– А кто такие эти кырба-ате? Что они здесь делают?
– Как – что? Сам не видишь: едят! – пожал плечами Хэхэльф. – Они всегда едят. Вот уж кому не требуется масло сагыд! Они каждый вечер приходят к ндана-акусе, когда в доме начинается пир. Тут уж хочешь не хочешь, а корми гостей!
– Это обязательно?
– Вообще-то, конечно, не обязательно. Но весьма желательно. Кырба-ате – звери Мараха. А с Мараха лучше не ссориться: ни с людьми Мараха, ни с животными, ни даже с деревьями… И потом, если ндана-акуса не будет кормить их на пирах, они повадятся на его огороды. Здесь земля добрая, урожай следует за урожаем: сегодня сорвал умалу, а завтра на ее месте уже новая пробивается… Но если кырба-ате начнут ходить на твой огород, можешь искать себе новое занятие, чтобы прокормиться: тебе ничего не останется!
– Страсти какие! – уважительно сказал я. – Настоящийрэкет!
– Ну, для ндана-акусы Анабана приглашать к себе десяток кырба-ате каждый вечер – не проблема, сам понимаешь, – заверил меня Хэхэльф. – Зато он может хвалиться перед соседями своим богатством: говорит им, что кормит всех окрестных кырба-ате. Такое удовольствие мало кому по карману. А они за это не трогают огороды: ни его собственные, ни его людей… Ну вообще-то, бывает, побезобразничают иногда, но только изредка, чтобы их уважать не перестали!