Гнездо змеи
Шрифт:
После окончания десятилетки Рита засобиралась в гости. К Вареньке Смирновой.
Вернулась от Серафима другая. Многое из того что видела и слышала в его доме из памяти стёрлось. Значит – не время. Больше они не встречались и не переписывались, редкие открытки на праздники, дни рождения. Странно, Марго не знала день рождения Серафима, а спросить не у кого.
«Когда родился – тогда и родился», – был ответ старика.
Закружившись в водовороте жизни большого города, куда уехала из родного дома, Марго помнила о Серафиме. Знала, настанет время – старик призовёт.
И
Спустя семь лет пришла телеграмма: «Приезжай жду Серафим».
Наконец-то! Обрадовалась и растерялась. Водоворот мыслей закружил: а вдруг что случилось? неужели болен? или?.. Самое страшное гнала, старалась не думать. Тот час собралась и в тот же день села в поезд.
Ночью, в душном вагоне не спалось, Марго смотрела в черноту за окном и все думала о приглашении, о Серафиме. В купе ехала одна. «Неужели повезло?» Задумавшись, задремала сидя.
На очередной станции дверь купе открылась, и в сопровождении проводницы вошёл новый пассажир. Интеллигентного вида мужчина, с чемоданчиком в руках. «Командировочный инженер, скорее всего». Марго отвернулась. Когда проводница вышла, мужчина, сняв пальто и шляпу, стал возиться с постелью.
Подперев рукой щёку, Марго смотрела в окно. С досады ей хотелось нахамить, сказать, что-нибудь едкое. «Какого чёрта ему не сидится дома? Впервые ехала одна. Главное, чтобы не лез с разговорами».
Мужчина и не лез. Заправив лежак на второй полке, он присел за столик напротив, окинул Марго незаметным взглядом и уставился в окно.
Марго раздражала размывшаяся его физиономия на тёмном стекле.
А мужчина достал газетку, кружку, коробочку с чаем, сахарок и опять уставился в окошко.
Марго сладко потянулась и начала медленно расстёгивать пуговки на блузке. Мужчина слегка кашлянул и чуть отодвинулся. Откинув волосы, Марго повела плечами, освобождаясь от кофты. Узкая в рукавах она не сразу снималась. Сосед по купе ещё раз кашлянул. Когда Марго осталась в одном лифчике, он прижался спиной к стене, не зная, куда деть глаза. Затем встрепенулся, будто опомнившись, и полез наверх.
Марго с трудом удержалась от смеха.
– Спокойной ночи, – сказала она и потушила свет.
– Спокойной ночи, – донеслось сверху.
Она легла на подушку, подперев голову рукой.
Поезд мчался, прорезая тьму лучами фонарей.
Марго вернулась в прошлое. Перед глазами возник дом Серафима. Длинные тёмные коридоры и холод. Вечный холод, как казалось тогда. Она всматривалась в темноту купе и шла по лабиринтам памяти, открывая одну за другой, бесчисленные двери и за каждой подвальный мрак и холод, но это всё пустышки, декорации…
С первыми лучами солнца она проснулась и посмотрела в окно. На всём необъятном просторе золотилось море полей, лесов. Марго прищурилась от слепившего солнца, задёрнула занавеску.
***
Серафим стоял у ворот. При виде одинокой фигуры старика сердце Марго забилось. Высокий, худощавый, обеими руками склонившись, он опирался на палку. Лёгкий ветерок, начавшийся внезапно, закружил опавшие листья у его ног.
Ещё издалека, Марго увидела глаза Серафима, почувствовала на себе их притяжение. Она смутилась, но всё же вскинула чуть выше подбородок, расправила плечи.
По мере приближения внучки старик развёл руки с палкой в стороны, приветствуя и приглашая. Он обнял Марго, затем отстранился, рассматривая её всю. Стального цвета глаза старика светились на солнце, казалось, они с другого лица… молодого и светлого.
Не сказав друг другу ни слова, они вошли во двор. Серафим шёл не спеша, постукивая по деревянному настилу дорожки концом палки. Марго удивлялась тому, как нелепо эта клюка смотрелась в его руках. «Что поделаешь – возраст… Ему ведь за девяносто».
Когда вошли в дом, Серафима будто подменили. Переступив порог, он отставил палку, выпрямился и стал двигаться живее. Марго почудилось, что он даже помолодел: «Неужели притворяется… на людях? »
Дом Серафима старый, бревенчатый, с кирпичным фундаментом и вытянутый в длину. Все восемь комнат соединялись между собой узкими коридорчиками, с размещёнными в них крохотными кладовыми. Множество дверей и выступов. Закоулки коридоров, как лабиринты, что сразу и не поймёшь, куда и как пройти. В доме зябко и неуютно, как будто и не живёт здесь никто.
Марго поёжилась.
Заметив это, старик прохрипел с усмешкой:
– Замёрзла? А я не топлю помногу – холод он бодрит, закаляет. Жара с теплом – расслабляют. От этого расслабления одни болезни да дряхление. Ничего, привыкнешь.
Обстановка в доме вся из девятнадцатого века: кругом этажерки, горки, буфеты, «шкапики» на фигурных ножках, бугристые кресла и диваны, стулья с высокими спинками. И запах. Он пахнул на Марго сразу, как только вошла. Она вспомнила – запах был и в прошлый раз. Его можно было спутать с затхлостью и старостью, с духом прелого сена, гниющих листьев, отсыревшей коры. То, чем пахло в доме Серафима, Марго не могла понять, как тогда, так и сейчас.
Осенний день не долог. Не заметишь, как он уж и растворился в дымке заката. Вечерняя дождевая прохлада просачивалась в дом в открытые форточки.
Марго натирала старинное серебро и посуду в одном из буфетов. «И как он тут со всем управляется? Его ровесники те, что не в могиле, без посторонней помощи и ступить не могут, а он всё один. Ведь тут и воду носить надо и печь топить», – думала она, прополаскивая тряпку в ведре. Ледяная вода обжигала руки.
– А ты воду не жалей.
Марго вздрогнула и обернулась. Серафим стоял в дверях и улыбался:
– Колодец же во дворе. Делов-то пять минут.
Отвыкнув от него за эти годы, Марго чувствовала себя неловко. Эта неловкость была сродни страху. Она не могла привыкнуть к голосу старика, менявшемуся на дню по нескольку раз – то глухой и сиплый, то раскатистый и властный, то ласковый и тихий. Она вздрагивала всякий раз от его внезапного появления и всегда из-за спины и такого же внезапного исчезновения, когда она, что-то говоря, оборачивалась, но его уж и не было. Тишина комнаты в тот момент действовала гнетуще. Марго чувствовала, что за ней наблюдают, подсматривают. Сквозь стены.