Гобелены Фьонавара (сборник)
Шрифт:
В последний раз он опустился на колени перед Лучницей Кинуин. Она стояла неподвижно, как статуя, и смотрела на него сверху. Он встал и повернулся, чтобы уйти из теней и пятен света между деревьями.
– Постой! – сказала Богиня.
Он обернулся испуганно, не зная, что теперь от него потребуют. Она молча долго смотрела на него прежде, чем заговорить.
– Скажи, Дэйв Мартынюк, Дэйвор, Носитель Топора, если бы тебе позволили дать имя твоему сыну во Фьонаваре, ребенку-андейну, какое имя носил бы твой сын?
Она была такой прекрасной. И теперь в его глазах блестели слезы, и ее образ дрожал и расплывался перед ним, и что-то сияло в его душе,
Он помнил: ночь на кургане у Келидона, к югу от реки Адеин. Под звездами вернувшейся весны он лежал с Богиней на свежей зеленой траве.
Он понял. И в то мгновение, перед тем, как он заговорил, чтобы выразить свою внутреннюю радость, что-то хлынуло в его душу, что-то более яркое, чем лунный свет в его сердце или даже сияние лица Кинуин. Он понял, и там, на опушке Пендаранского леса, Дэйв наконец примирился с самим собой, с тем, чем он был прежде, со всей своей горечью, и с тем, чем он стал теперь.
– Богиня, – сказал он сквозь сжатое судорогой горло, – если бы такой ребенок родился и я бы мог дать ему имя, я бы назвал его Кевином. В честь моего друга.
В последний раз она улыбнулась ему.
– Так и будет, – сказала Кинуин.
Блеснула ослепительная вспышка, а затем он остался один. Он вернулся к своему коню и вскочил на него, чтобы ехать обратно. Обратно в Парас Дервал, а потом дальше, гораздо дальше, домой.
Пол проводил дни и ночи в эту последнюю неделю в прощаниях. Казалось, что в отличие от Дэйва, и даже Ким, он ни к кому сильно не привязался здесь, во Фьонаваре. Отчасти в этом был повинен его характер, в первую очередь то, что подвигло его совершить этот Переход. Но более глубоко это было связано с тем, что произошло с ним на Древе Жизни, сделало его не таким, как все, способным говорить с Богами и заставить их подчиняться ему. Даже здесь, в конце, после завершения войны, его путь был одиноким.
С другой стороны, все же были люди, которым он не безразличен и которые будут скучать без него. Он старался проводить с каждым из них как можно больше времени в эти последние дни.
Однажды утром он пошел в одиночестве к знакомой лавке, в конце Энвил-Лейн, возле зеленой лужайки, на которой дети Парас Дервала снова играли, хотя и не в та'киену. Он очень хорошо помнил дверь в лавку, хотя его воспоминания были связаны с ночью и зимой. В первый раз Дженнифер заставила его привести ее сюда в ту ночь, когда родился Дариен. А затем в другую ночь, после того как Ким послала его назад во Фьонавар из Стоунхенджа, он вышел без пальто, но не чувствуя зимнего ветра, из жаркого зала «Черного кабана», где погибла женщина, чтобы спасти ему жизнь, и путь привел его сюда, и он увидел распахнутую ветром, незапертую дверь и снег, наметенный на полу в лавке.
И пустую колыбель, качающуюся в холодной комнате наверху. Он все еще помнил тот ужас, который охватил его в тот момент.
Но сейчас стояло лето, и ужас исчез: его уничтожил в самом конце тот ребенок, который родился в этом доме, который лежал в той колыбели. Пол вошел в лавку. В ней толпилось много людей, потому что был праздник, и Парас Дервал кипел от многочисленных гостей. Вэй узнала его сразу же, а потом и Шахар. Они оставили двух помощников разбираться с покупателями их шерстяных изделий и повели Пола наверх.
На самом деле он очень мало мог им сказать. На их лицах все еще виднелись следы горя, даже по прошествии стольких месяцев. Шахар оплакивал сына, который умер у него на руках. Но Вэй, Пол это знал, горевала по обоим сыновьям, по Дари тоже, по
Айлерон предлагал Шахару множество почетных должностей во дворце, но тихий ремесленник предпочел вернуться в свою лавку, к своей работе. Пол смотрел на них двоих и спрашивал себя, достаточно ли они молоды, чтобы родить еще одного ребенка. И смогут ли они найти в себе мужество пойти на это после всего, что случилось. Он надеялся, что смогут.
Он сказал им, что уезжает и что пришел проститься. Они немного поговорили ни о чем, съели пирог, испеченный Вэй, но потом один из помощников пришел наверх спросить насчет цены отреза ткани, и Шахару пришлось спуститься в лавку. Пол и Вэй пошли следом. В лавке она, смущаясь, подарила ему шарф для наступающей осени. Тут он понял, что понятия не имеет, какое время года теперь дома. Он взял шарф и поцеловал ее в щеку, а потом ушел.
На следующий день он поехал верхом на юго-запад вместе с новым герцогом Сереша. Ниавин погиб от руки ургаха на равнине Андариен. Новый герцог, скачущий верхом рядом с Полом, выглядел точно так же, как всегда, крупным и ловким, с каштановыми волосами, и его крючковатый перебитый нос все так же торчал на простодушном лице. Не меньше всего остального, что произошло после войны, Пола обрадовало то, что Айлерон назначил на этот пост Колла.
Это было спокойное путешествие. По характеру Колл всегда был мрачноватым. Эррон и Карде или буйный, задиристый Тигид умели вызвать смех, таящийся в нем. Эти трое и Диармайд, который когда-то взял мальчика-безотцовщину из Тарлиндела и сделал его своей правой рукой.
Часть их пути пролегала мимо городов, через которые они пронеслись яростным галопом так давно, вместе с Диаром, во время того тайного путешествия, которое привело их в Катал через реку Сэрен.
После развилки, откуда дорога шла к Южной твердыне, они продолжали ехать на запад, по молчаливому согласию, и к началу вечера достигли возвышенности, откуда можно было издалека видеть стены Сереша и море за ними. Они остановились там, глядя вниз.
– Ты все еще его ненавидишь? – спросил Пол. Это были первые слова, произнесенные за долгое время.
Он знал, что Колл понимает, о чем он спрашивает. «Я бы проклял его именем всех существующих Богов и Богинь», – сказал он Полу однажды поздней ночью, давным-давно, в темном коридоре дворца. И назвал Айлерона, которого считали тогда предателем.
Теперь большой человек медленно покачал головой.
– Я его лучше понимаю. И вижу, как много он страдал. – Он поколебался, потом очень тихо сказал: – Но мне до конца жизни будет недоставать его брата.
Пол понял. Он чувствовал то же самое по отношению к Кевину. Точно то же самое.
Больше никто из них ничего не сказал. Пол посмотрел вдаль, на запад, туда, где сверкало море под ярким солнцем. Под волнами сияли звезды. Он их видел раньше. В душе он попрощался с Лирананом, Богом, который называл его своим братом.
Колл взглянул на него. Пол кивнул, и они оба развернулись и поехали назад, в Парас Дервал.
На следующий вечер после пира в зале – на этот раз подавали блюда Катала, приготовленные собственным шеф-поваром Шалхассана, – он оказался в «Черном кабане» вместе с Дэйвом и Коллом и всеми воинами Южной твердыни, с теми, которые плавали с ним на «Придуин» к Кадер Седату.