Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)
Шрифт:
– Я, Андрюшенька, тоже наделен одним сакральным знанием. Знанием, что если начальство прочухает, что я в частном порядке поимел биллинги соединений господина Домингеса, то меня тоже положат в какую-нибудь могилку. Вот только украшенного отнюдь не драгоценными камнями.
– Брось! Подумаешь, какой-то опер из СКП. Тоже мне, птица высокого помета.
– Во-первых, не просто опер, а сотрудник отдела по расследованию преступлений экономической и коррупционной направленности! – взорвался Певзнер. – А во-вторых, ты представляешь себе его уровень, если, к примеру, вчера на трубку этому простому, как ты
В глазах у Мешечко блеснули искорки нездорового азарта:
– А чего ж ты молчал до сих пор? Слушай, дружище, а нельзя ли попробовать установить поконкретнее: в чьем именно кабинете аппарат сей установлен?
– Бли-и-и-ин! – в отчаянии схватился за голову Певзнер. – Я ему про Фому, а он мне за Ерему! Пойми, Мешок ты с дурнопахнущим содержимым. Меня в данной ситуации бесит даже не то, что этот перец твой в СКП подвизается. Хрен-то с ними. Действительно, невелика заслуга. Но я ненавижу, когда меня используют втемную, понимаешь?!! Ты что, не мог мне сразу сказать «ху есть ху»? Чтобы, прежде чем совать пальцы в розетку, я хотя бы в общих чертах представлял примерный уровень напряжения в сети?!!!
– Ну извини. Вот здесь ты абсолютно, стопроцентно прав, крыть нечем, – под давлением неоспоримого вынужден был признать Андрей. – Сам не знаю, как так получилось. Бес попутал. Но клятвенно заверяю: я уже встал ногами на путь исправления. Причем обеими ногами.
– Маму твою бес попутал! – огрызнулся Певзнер. – Всё! Уйди с глаз!
– Ухожу, – примирительно сказал Мешечко и в самом деле направился к двери. – Но, Геночка, солнце мое, ты ведь мне к послезавтрашнему сделаешь, правда?
– Уйди, я сказал!!!!
– Понял. Меня уже нет.
Мешечко с достоинством ретировался, будучи полностью удовлетворен состоявшейся беседой. Теперь, когда он в общих чертах ввел Генку в курс дела, Андрей был уверен, что Певзнер расшибется, но сделает. И сделает именно к «послезавтрашнему». Ну а то что «милые бранятся», так это «чтоб не вешаться»…
Парголово,
11 августа 2009 года,
вторник, 20:50 мск
В супружеской спальне горел мягкий приглушенный свет. Беззвучно работал телевизор, настроенный на канал «Анимал Планет», и немая картинка делала сюжет про вкрадчиво крадущихся по саванне львов еще более вкрадчивым. Анечка лежала на полуразобранной постели, левой рукой легонько покачивая детскую кроватку, и, в соответствии с изображением, напевала засыпающему сынишке песню про львенка и черепаху. В этой умиротворенной обстановке сигнал мобильника прозвучал по-хамски оглушающе. Анечка сердито бросилась к телефону, коря себя за то, что перед укладыванием малыша забыла переключить трубку на вибровызов:
– Да, слушаю. Кто это? – недовольным полушепотом спросила она.
– Это Ольга Прилепина. Не разбудила?
– Нет-нет, только Санечка спит. А у Вени сегодня концерт. Он поздно вернется.
– Так ты там сейчас одна с ребенком? Жаль.
– Мама дома. А что случилось?
– Да вот хотела пригласить тебя на кладбище.
Глаза у Анечки округлились:
– Ку-у-уда?
– Помнишь,
– Когда ехать?
– А за сколько ты сможешь добраться из своей тьмутаракани до Автово?
– Если на такси и по кольцевой, думаю, часа за полтора. Сейчас уже совсем вечер, пробок быть, в принципе, не должно.
– Годится! Тогда в половине одиннадцатого я буду ждать тебя на остановке общественного транспорта перед путепроводом в Автово. Идет?
– Договорились!
Прилепина, чуть помедлив, уточнила:
– Анюта, а ты уверена? Если тебе вот так, с бухты-барахты, напряжно, я вполне могу и одна прокатиться.
– Нет, мы поедем вместе! – решительно тряхнула головой Анечка. – В конце концов, я сама эту кашу заварила! Всё, в половине одиннадцатого буду!
Анечка отключила трубку, склонившись над кроваткой, тихонечко поцеловала сына и после минутного раздумья над выдвинутым ящиком комода начала суетливо переодеваться.
Во всё черное.
Согласно кладбищенско-сатанинскому дресс-коду. Каким она его сама себе представляла…
Санкт-Петербург,
11 августа 2009 года,
вторник, 22:12 мск
Иван Демидович Филиппов полулежал на своем законном койко-месте в комнате отдыха «гоблинов» и читал Густава Лебона. Читал вдумчиво, изредка отвлекаясь на пометки и цитирование в копеечном блокноте. Идиллическую картину довершали стоящие на столе бутылка молока и пакет с сушками. Сторонний посетитель, наблюдай он сейчас за Иваном Демидовичем, несомненно пришел бы к выводу, что этот возлежащий на диванчике пожилой человек – человек, несомненно, счастливый. В данный конкретный день и час, похоже, так оно и было.
Скрипнула дверь, и в философское одиночество Филиппова вторгся заступивший с утра на суточное дежурство Тарас.
– Приветствую работников умственного труда! Чего изучаем?
Иван Демидович показал обложку.
– «Философия толпы». Ну и как, интересно?
– Безумно интересно. Написано сто лет назад, а у меня такое ощущение, что ничего более актуального и современного я в жизни не читал. Вот, послушай, например, – Филиппов отложил книгу и взял в руки блокнотик с записями. – «Становясь частицей организованной толпы, человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации».
– Базара нет! Взять хотя бы взвод ОМОНа…
– А вот еще, – увлекшись, Филиппов не дал возможности Тарасу «развить и углубить». – А это как тебе? «В трудных обстоятельствах народ может спасти героизм, но только совокупность маленьких повседневных добродетелей определяет его величие». Словно бы о нынешней России сказано, не правда ли?
Шевченко явно не был настроен вести философские беседы, а потому перевел разговор в деловую плоскость:
– Демидыч, ты еще не скоро на боковую?