Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)
Шрифт:
– Нет-нет. Видишь ли, в последние годы, в силу разных обстоятельств, я раньше часа-двух ночи почти никогда не ложился. Теперь вот в привычку вошло.
– Прекрасно, – кивнул Тарас и сменил интонацию на просительно-доверительную: – Слушай, ко мне тут сейчас одна женщина заглянуть должна… э-э… Обговорить ряд служебных моментов. Ну, ты понимаешь… Днем тяжело минутку выкроить. Работа, начальство, туда-сюда… Короче, покараулишь часок-другой в оперской, пока мы тут с ней… э-э… пообщаемся?
– Хорошо, покараулю.
– Минут десять как Мешок с шефом, наконец, свалили. Денек сегодня был, я тебе скажу, сумасшедший! С самого утра – отписки, рапорта, объяснительные, докладные. У-у! И я не удивлюсь, если это только начало. Как бы нам какую проверяющую комиссию не заслали. Вот тогда и наступит настоящий армагездец!
– Это из-за вчерашней стрельбы на Фонтанке?
– Из-за нее, будь она неладна! Ладно, станем надеяться на лучшее. Тем более что ничто не остывает так быстро, как энтузиазм руководства… В общем, Демидыч, мы с тобой договорились?
– Да, конечно.
– Только, Демидыч, чтоб… – Шевченко замялся. – Между нами, ладно? Никому ничего! А то, сам понимаешь, пойдут по конторе разговоры. Всякие там шу-шу-шу, хи-хи-хи!
– Я всё понимаю. Конечно.
Тарас расцвел в довольной шкодливой улыбке:
– Демидыч, ты – человек! Хочешь, я тебе завтра леща копченого подгоню? Мне брательник двоюродный на днях посылочку из Шостки с оказией передал.
– Благодарствую. Мне бы лучше, при случае, второй том достать, – Филиппов указал на книжку. – Я ведь Лебона только в ранней юности немного читал. Но совсем дурной был тогда, мало что понял.
– По части книжек заумных, это ты лучше к Жеке подкатись. Это он у нас во всяких там философах-навуходоносорах разбирается-ориентируется. Кстати, книжка, которую ты сейчас изучаешь, – это его книжка.
Иван Демидович задумался и после некоторой паузы ответил тихо:
– Положа руку на сердце, Евгений Алексеевич, он… В общем, я его почему-то боюсь… Нет, здесь скорее более уместен глагол «опасаюсь».
Шевченко посмотрел на интеллигентного бомжа с нескрываемым удивлением:
– Это с чего вдруг?
– Не могу сформулировать, – виновато пожал плечами Филиппов. – Скорее, здесь пока имеют место некие ассоциации, лежащие в плоскости индивидуального восприятия.
– Я ни хрена не понял, но могу тебе на это сказать только одно: Жека, при всей своей занудности, – свой парень в доску. – Тут где-то в глубине коридора послышался призывный перелив звонка домофона. Тарас подскочил и захлопотал суетливо: – О, кажись, пришла! Так, Демидыч, давай шустренько перебазируйся: молочко вот, книжечку свою забирай. Только ради бога – ничего там руками не трогай. Телевизор можешь включить. Если будут звонить по служебному, сразу зови меня. О’кей?
Иван Демидович покорно собрал свой немудреный скарб и направился в оперскую. Тарас,
Звонок продолжал надрываться требовательной трелью.
Напоминая, что «ряд служебных моментов» отлагательства не требует…
Проезд на такси из Парголово в Автово (два лаптя по карте!) грозил влететь Анечке в очень немаленькую копеечку. А ведь потом еще надо было как-то добираться обратно. Но желание попытаться хоть чем-то помочь отцу Михаилу перевешивало любые доводы прагматического характера.
Анечка не ошиблась – в эти часы движение на КАДе было вполне себе резвое, так что такси долетело до Автовского путепровода даже с семиминутным опережением графика. Здесь они подобрали с остановки Ольгу и выдвинулись дальше: в ночь и в совершенно незнакомую для Анечки местность. Причем снова под неприлично громкую музыку «Радио шансон».
«И почему водители так любят всю эту пошлятину?» – недовольно подумала Анечка. Жизнь которой с некоторых пор протекала исключительно под классику.
– Теперь куда, барышни? – перекрикивая музыку, уточнил таксист.
– По Петергофскому шоссе всё время прямо. К бывшей школе милиции, – проложила курс Прилепина. – Вернее, сразу за ней. Сергиевское кладбище.
– Однако! Такие красивые барышни, а вот – поди ж ты! Не страшно, ночью-то?
– Мы покойников не боимся! – мужественно ответила Анечка, в данном случае кривя душой: покойников она как раз очень даже опасалась.
– А ведьмы? Вурдалаки? У меня сын сейчас в школе Гоголя проходит. Про «Вия» читает.
– Не боимся. Мы сами в каком-то смысле ведьмы! – буркнула не расположенная к общению с чужаками Ольга.
– Эт-точно! Все бабы – ведьмы! Особенно жены и тещи!
– Вы не могли бы сделать музыку потише? Мне на звонок ответить нужно, – раздраженно и даже грубовато попросила Прилепина. На дисплее ее разрывающегося мобильника высветилось: «Мешечко».
– Не вопрос.
Водила приглушил звук, и Ольга, показав Анечке глазами, мол: «Тишина! Сам чего-то хочет», – ответила:
– Слушаю вас, Андрей Иванович.
– Добрый вечер, Ольга. Не отвлекаю?
– Нет-нет, говорите. Только погромче. Я в маршрутке еду.
– Ольга, я намереваюсь завтра посетить Следственный комитет. На предмет разговора с приснопамятным Артемием Жановичем. Который Тимати.
– У вас сыскалось что предъявить?
– Увы. Твердокаменной доказухи по-прежнему никакой. А оперативная информация, на то она и оперативная, что к делу не подошьешь.
– А как же показания бармена?