Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)
Шрифт:
– А ты говоришь павлины. Акулы пера, мать их! Кольк, ты чего такой смурной?
– На меня сейчас Андрей Иванович наорал, – с обидой наябедничал Лоскутков. – Я к нему с результатами личного сыска пришел. А он, вместо того чтобы выслушать до конца, обматерил и сказал, чтобы я больше не грузил его всякой хренью. Еще и книжкой со стола в меня запустил.
– А что за книжка? – зачем-то уточнил Джамалов.
– Не знаю. «Уголовно-процессуальный кодекс», кажется.
– Не читал.
– Сам виноват, – вынес авторитетное заключение Холин. – Сегодня у их благородия налицо
– Какие признаки?
– Похмелье у Мешка, – перевел Ильдар.
– Во-во. А ты к нему с разными глупостями суешься. Причем сам. Начальство не беспокоит – и слава богу, сиди на жопе ровно. Так нет, обязательно нужно на рожон лезть… Да, кстати, какой такой личный сыск?..
…Плохо это. Очень плохо приходить с утра на работу с дичайшего бодуна. Уж так сейчас Андрея и колбасило, и плющило, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Ни минералка, ни кефир не помогали. Наученный горьким ночным опытом организм теперь категорически противился впускать в себя любую жидкость как таковую. В противном случае угрожая принять соответствующие рвотные меры.
Башка раскалывалась, в висках усердно долбились мастеровые с отбойными молоточками. Врезались глубоко, на полный штык. А тут еще Холин нависал над столом и орал как блажной. А Холин – это вам не Лоскутков, в него книжечкой не запустишь. Этот в ответ запросто может и в кису слегонца засыпать. Характерный товарищ!
– …Всё сказал? – с надеждой вопросил Андрей.
– Я еще только начал.
– Гриша, я устал!
– Вот тогда отдохни, соберись с мыслями, а я пока еще скажу… Ты чего здесь орешь? Чего распаляешься? Всё? Окончательно себя начальником возомнил? Бей своих, чтоб чужие боялись? Так? Ты сам себя сегодня в зеркало видел? Рожу свою синюшную видел?.. От твоего выхлопа, вон, все стекла в конторе запотели… К тебе парень с утра с серьезнейшей темой явился. А ты что? Молчишь?.. Ты его послал куда подальше! Еще и книжкой в него запустил. И какой книжкой! Уголовно-процессуальным кодексом!
– Гришка, у тебя цитрамона случайно нет? – простонал Мешок.
– Цитрамона нет. Но есть коньяк и лимон. Коньяк хороший, лимон засохший.
– Умоляю, не произноси больше вслух этого слова! А то я блевану.
– А тебе только на пользу, – хмыкнул Григорий. – Ладно, угоревшим в лесу суицидником я сам займусь. Только позжее. Сейчас снова звонили по поводу Неждановой: надо ехать оформлять бумаги, а завтра, соответственно, бабу эту от них забирать.
– Гришка, съездишь, а?
– А куда деваться? – проворчал Холин. – бумаги-то я подпишу. Но куда мы эту ведьму селить будем? Это тебе не Иван Демидыч, упокой душу его!
– Гришка, будь другом, ну не грузи ты меня сейчас, а?! – взмолился Андрей. – Я… Я подумаю. А сейчас оставь меня, пожалуйста, в покое.
– Хорошо. Оставляю. Вот только самое последнее.
– Что там еще?
– Я по поводу Северовой.
– О, боги! – жалобно охнул Мешечко. – Всё, хорош уже! И так все понятно. О решенном говорить – только путать.
– А вот мне непонятно! Ты решил начать охоту на ведьм. Допустим, в конце концов, как начальник имеешь
Вот не зря в народе говорят: помянешь черта, он и объявится. Не успел Андрей ответить, как дверь распахнулась и в кабинет вплыла Северова собственной персоной и с пузатым «рив-гошевским» пакетом.
– Гриша, выйди, пожалуйста. Нам с Андреем Ивановичем нужно поговорить, – безапелляционно заявила она, беря стул и присаживаясь напротив Мешка.
– Вообще-то, в этом кабинете пока еще я начальник, – страдальчески напомнил он.
– Мне было назначено на утро. Так что благоволите принять!
– Григорий, у тебя все?
– В принципе, да, – кивнул Холин, направляясь на выход. – Всё, я уехал.
– Счастливо… Так, теперь давай с тобой. Рапорт написала?
В ответ Наташа молча достала из пакета увесистую пачку распечаток, пробитых скоросшивателем, и шарахнула ею по столу, аккурат перед самым носом Андрея.
Мешечко посмотрел на нее удивленно-вопросительно.
– Здесь фиксация всех моих обращений к информационным массивам ГУВД за последние две с половиной недели. Я думаю, не составит особого труда проверить и убедиться, что все эти люди – почти четыре сотни человек, являлись пассажирами поезда № 51 «Санкт-Петербург – Москва», отправлявшегося с Московского вокзала в понедельник, 24 августа. То бишь поезда, в котором произошло убийство Ивана Демидовича.
– То есть ты хочешь сказать, что…
– А это… – не дала ему докончить Наташа и, порывшись в сумочке, вынула из нее сложенный вчетверо листок, – это данные «сухого отжима». Я отмониторила каждого из пассажиров, исключая детей и стариков, и очертила круг возможных подозреваемых. Исходя из их прошлого, контактов, связей и негативных эпизодов в биографиях. Таким образом, список сократился до восьми человек. Вот, получите. Расписываться необязательно.
– А-а… э-э… А рапорт на уход? – ошалело спросил Андрей.
– А никакого рапорта не будет! До сих пор мне была брошена только одна предъява. Что ж, пожалуйста! Изучайте, проверяйте. Подключайте свое УСБ-гестапо… Еще вопросы, претензии есть?.. Пока нет? Что ж, если появятся – я на месте. На рабочем! – Наташа поднялась, развернулась на каблучках. Уже дойдя до порога, она притормозила и, гордо вздернув носик, напомнила: – Вчера вы, Андрей Иванович, подвергли меня публичной порке. В присутствии всего личного состава. Так вот, по результатам проверки я жду от вас лично столь же публичных извинений!
Наконец-то в кабинете установилась вожделенная тишина. Какое-то время Мешечко «пережевывал» увиденное и услышанное, а потом невольно скосил глаза на положенный Наташей поверх бумажной кипы листок. В нем под номерами перечислялись установочные данные восьми человек. По мере изучения списка и без того измученное лицо Андрея приобрело землистый оттенок, так как под номером «пять» значилась настоящая бомба: «Бугаец Борис Петрович, 1974 года рождения». Причем именно это имя в отличие от прочих было особо выделено маркером.