Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)
Шрифт:
Еще месяц назад Северова и помыслить не могла, что Андрей окажется способен в поступках своих дойти до такой степени цинизма, что позволит себе в открытую оскорбить ее своими идиотскими подозрениями. Намек на предательство, прозвучавший из уст Мешка, Наталья восприняла так, словно бы предали ее саму. А ведь, судя по всему, так оно и было на самом деле. И совершил это предательство человек, который некогда, улучив часок-другой, без зазрения совести и душевными терзаниями отнюдь не заморачиваясь, спал с ней, шептал нежные, пускай и дежурные слова. Но потом, когда у него появилась новая баба с кроватью,
«Всё! Хватит с меня! Что было, то прошло. А что прошло, то ушло! Жизнь на этом не заканчивается, а напротив – продолжается!» – приказала себе Северова, доканчивая первую бутылку. В следующую секунду, словно бы в подтверждение «продолжающейся жизни», в дверь квартиры позвонились.
Немного пошатываясь, Наташа прошла в маленькую прихожую и посмотрела в глазок – на лестничной площадке стоял Женя Крутов собственной персоной. В руках он держал гигантских размеров арбуз. Вот уж кого она сегодня ну никак не ждала! (Здесь – ни того ни другого.)
– Женя, подожди минуточку, я в душе! – крикнула Северова и лихорадочно метнулась в комнату, где посрывала развешанные над столом списки-распечатки, равно как уничтожила прочие следы «надомной интеллектуальной деятельности». Затем она заскочила в душ, сунула голову под кран, слегка намочила волосы и, обмотав голову полотенцем, лишь теперь пошла открывать дверь.
– Привет! А это мы, – улыбнулся с порога Крутов.
– А почему ты говоришь о себе во множественном числе?
– Это я и мой полосатый друг. Мы подумали, что тебе сейчас грустно и одиноко, и вот – решили заглянуть.
– А, понятно… Ну заходите, раз уж пришли!.. Не надо, не разувайся. У меня здесь такая грязь.
Женя прошел в комнату, с видимым удовольствием избавился от арбуза, слегка катнув его по полу, и осмотрелся: в гостях у Наташи он был впервые.
– Ну что ж! Предчувствия меня не обманули.
– Ты это о чем?
– Я почему-то был уверен, что с выпивкой у тебя всё нормально, а вот с фруктами… Да, а где можно помыть этого зверя? Там? – Он кивнул в сторону кухоньки.
– Боюсь, в мою мойку он по габаритам не впишется. Идите-ка вы лучше в душевую. Только мойтесь тщательней – арбузы в эту пору сплошь пестицидные.
– Есть, мыться тщательно!
Крутов снял джинсовую куртку, аккуратно повесил ее на спинку стула и, подхватив арбуз, направился в ванную.
Дождавшись, когда зашумит вода, Наташа, не переставая оглядываться на прикрытую им дверь, воровато сунулась в карман крутовской куртки, выудила из него мобильник и принялась торопливо листать телефонную записную книжку…
В начале десятого Мешечко покончил наконец с обязательной на сегодня писаниной и устало потянулся в непривычном, еще не подогнанном под собственную задницу начальственном кресле. Убрав бумаги в сейф, он в очередной раз позвонил домой, но ему снова никто не ответил, что само по себе было довольно странно. Если Лерка в последнее время стала задерживаться
Поразмышляв немного, Андрей запер кабинет, крикнул из коридора в открытую дверь оперской: «Ильдар! Я – домой! В случае чего, звони на трубку!» – и, поочередно щелкая кодовыми замками шлюзов, спустился во двор.
Здесь, невзирая на поздний час, продолжал ковыряться в моторе «маршрутки» злой как черт Афанасьев.
– Ну что, Сергеич, заведется драндулет? Как мыслишь?
– Завести-то заведется, куда денется. Вот только всё едино – на этой карете прошлого далеко не уедешь. Здесь карбюратор штатный – дерьмо полное. Потому и педаль газа «ватная». По уму, надо бы другой поставить, инородный.
– Боюсь, на «Пирбург» нам денег не выделят.
– А «Пирбург» тут и не требуется. Вполне подойдет родной, жигулевский ДААЗ.
– Пиши заявку на имя начальника гаража, я подмахну.
– Премного благодарен, завтра же с утра и напишу, – Борис Сергеевич вытер грязные руки измочаленной тряпкой. – Андрей, будь другом, угости сигареткой!.. Спасибо… Слушай, я давно хотел с тобой поговорить…
– Если опять про Северову, то извини, Сергеич, я сейчас к диспутам никак не расположен. Устал за день как собака.
– Да я не за Натаху, – покачал головой Афанасьев. – Ты извини, скорее всего, это совсем не моего ума дело.
Борис Сергеевич запнулся. Судя по крайне смущенному виду, тема заведенного разговора была ему неприятна.
– Давай без прелюдий, а? Что ты как красна девица, ей-богу? – подбодрил водителя Мешок.
И Афанасьев, тяжело вздохнув, все-таки решился:
– Помнишь тот вечер, когда Виталя на фитнесе жертву отравления из себя корчил?
– Естественно. И чего?
– Мы с Ольгой вас тогда на площади дожидались. И я совершенно случайно увидел твою жену. Она как раз из «Владимирского Пассажа» выходила.
– Лерку? – удивился Андрей. – Ну, допустим, выходила. А в чем история-то?
– Она не одна выходила, – угрюмо сказал Борис Сергеевич. – С мужиком. Судя по всему, с хахалем. Импозантный такой, уже порядком в возрасте.
Мешечко внутренне напрягся, уточнил осторожно:
– А почему ты сразу решил, что с хахалем? Может, сослуживец? Или начальник? Опять же тесть мой: весьма, я тебе доложу, импозантный типчик.
– Ну, если твой тесть способен купить для своей дочери букетик роз, тысяч так за десять – пятнадцать, а потом еще и прокатить ее на черном «Майбахе», тогда вопрос сам собой снимается.
– Черный «Майбах», говоришь? – поигрывая желваками, нехорошо переспросил Мешок…
Поминки плавно перетекли в банальную, по типу отдельческой, пьянку с хмельными разговорами «за жизнь». Разделенные сервировочным столиком Наташа и Женя сидели друг напротив друга, и Крутову стоило немалых усилий хотя бы периодически отводить взгляд от небрежно запахнутого халатика. Сверху-то оно было еще терпимо (здесь – не столь доступно взору), а вот снизу эта, единственная на Северовой, часть одежды, в силу легкомысленности владелицы почти до самых бедер обнажала красивые, сильные и в то же время стройные ноги.