Год 1918, Чаша гнева
Шрифт:
Тем временем несчастная, буквально за шиворот выдернутая из своей действительности и представленная пред светлые очи Господнего Посланца (то есть мои), растерянно оглядывалась по сторонам. Только что она была в грязной, заплеванной и загаженной подворотне, а на улицах вокруг громоздились сугробы с протоптанными через них тропками (ибо дворников в столице бывшей Российской империи отменили вместе с городовыми). И вдруг, бам-тарарам, банальное уличное ограбление, совмещенное с попыткой изнасилования (в такие ситуации барышня еще не попадала, но была о них наслышана) оборачивается появлением из ниоткуда неистовой фурии-мстительницы, вооруженной почему-то старинным мечом. И та первым делом в несколько ударов расправляется
– Господа… кто вы такие, и где я? – наконец растерянно произнесла несчастная жертва революционного беспредела. – Я… я не пойму, как это я вдруг оказалась здесь, среди вас?
– Вы, милочка, – сказала Кобра, – сейчас находитесь в самом натуральном Тридесятом царстве, а вон тот серьезный донельзя мужчина с мечом на боку – владетель этого места, самовластный князь Великой Артании Сергей Сергеевич Серегин, также носящий титулы Защитника Земли Русской и Божьего Бича. А теперь, будьте добры, назовите нам свою фамилию, имя и отчество, социальное и семейное положение, возраст, а также скажите, какая в вашем мире в данный момент идет дата по Григорианскому календарю…
Несчастная девица несколько раз недоверчиво перевела взгляд с меня на Кобру и обратно, потом ущипнула себя за руку и не без колебаний ответила:
– Меня зовут Людмила Марковна Востринцева, я потомственная дворянка восемнадцати лет от роду, не замужем. Ну, сударыня, я не понимаю вашего последнего вопроса. Я знаю, что такое Григорианский календарь, но что такое дата в моем мире?
– Ну как вы не понимаете, Людмила, – сказала Анастасия, – ваш мир – это тот, в котором вы родились, он один-единственный среди всех сущих миров во всем Мироздании, созданном Всемогущим Творцом. Именно оттуда мы выдернули вас сюда, в Тридесятое царство, чтобы спасти от бандитов и поговорить. Пусть даже этот вопрос кажется вам странным, просто назовите нам число, месяц и год.
– Ну хорошо, господа, – со вздохом произнесла Людмила Востринцева, взмахнув светлыми ресницами, – и в самом деле, какая малость… Сегодня двадцать седьмое декабря тысяча девятьсот семнадцатого года от Рождества Христова по Юлианскому календарю, принятому в бывшей Российской Империи, или девятое января тысяча девятьсот восемнадцатого года по Григорианскому календарю. – Она обвела нас беспокойно-пытливым взглядом. – И вот теперь, когда я вам это сказала, вы вернете меня туда, откуда забрали?
– В ваш мир я бы не вернула даже дикое животное, – угрюмо сказала Кобра. – От него воняет предчувствием смерти, как от бойни. Так что это исключено. Не так ли, Батя?
– Именно так, – подтвердил я. – Несмотря на то, что Людмила Востринцева оказалась у нас случайно, она наша гостья с открытым листом – до тех пор, пока мы не исправим ситуацию в ее родном мире. Dixi! Птица и Анастасия, возьмите эту девицу и приютите ее в своем женском колхозе. Теперь, когда первичный портал уже открыт, ваше дальнейшее присутствие здесь уже не требуется. Дальше мы сами.
– Идемте, Людмила, – сказала Птица. – Не вы первая такая несчастная, попавшая в жернова истории, и не вы последняя. В миру, среди людей, меня зовут Анна Сергеевна Струмилина, и я тут работаю главной защитницей всех малых, сирых и слабых.
– Да, ничего не бойтесь, – подтвердила Анастасия. – Нет человека добрее, чем Анна Сергеевна, и к вам она тоже отнесется со всевозможным участием и вниманием.
Когда Птица и Анастасия вывели беспомощно озирающуюся по сторонам барышню Людмилу, я спросил:
– Итак, товарищи, кто хочет высказаться о сути сложившейся ситуации – как в плане того, что теперь, после неожиданной эскапады Кобры, мы будем вынуждены начинать свою деятельность с Петрограда, так и по поводу общего положения дел?
– Позвольте мне, товарищ Серегин, высказать свое мнение, – произнес Коба. – Оказавшись у вас в Тридесятом царстве, я внимательно изучил этапы развития революции в России как до того, как большевики взяли власть, так и позже. Я выявил ошибки товарища Ленина и товарища Сталина, а также установил те последствия, какие они имели в краткосрочной, среднесрочной и долгосрочной перспективе. Могу сказать, что на девятое января восемнадцатого года по новому стилю товарищ Сталин еще не успел совершить ни одной ошибки, а просчеты товарища Ленина пока не стали необратимыми. Немцы еще не успели признать Украинскую Центральную Раду в качестве государства, месье Троцкий уже петушится вовсю, но еще не успел по-крупному наломать дров, открыть перед немцами фронт, распустить армию и заключить похабнейший Брестский мир… Начинать нужно с товарища Ленина, который сейчас, конечно, признанный лидер революции, но не хозяин даже в ЦК партии, где верховодят Бухарин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Свердлов и другие подобные кадры. Местный товарищ Сталин со своими сторонниками сейчас находятся в меньшинстве, а потому они вынужденно ушли в глухую оборону. Сейчас в партии сильны не те, кто думает о неизбежном построении социализма, а те, кто намерены разрушить до основания остатки старого мира, а потом еще и попрыгать на костях и руинах.
– Товагищ Коба совершенно прав, – заявил Ильич, вложив большие пальцы руки за проймы жилета. – Вставить сейчас мозги местному товарищу Ленину на место – задача архинужная и архиважная и ее я возьму на себя. Чай мы с Володей не чужие люди. А вопрос с неправильным большинством в ЦК партии товарищ Серегин сможет решить своими любимыми методами, с корнем отрывая от бренных тел дурные головы.
– Ну что же, – сказал я, – если для пользы дела потребуется отрывать дурные головы, будем их отрывать дурные головы. Если надо будет вразумить товарища Ленина, будем вразумлять товарища Ленина. Если понадобится вправить мозги Вильгельму Второму, чтобы он оставил Советскую Россию в покое, то мы справимся и с этой задачей. Воевать с местной Германской империей вместо русской армии я не собираюсь, но несколько локальных акций устрашения мне вполне по силам. Но сейчас, чтобы развязать себе руки, важнее всего выбить этот мир из Основного Потока. Я думаю, что встречи двух товарищей Лениных будет для этого совершенно недостаточно. У кого есть по этому поводу соображения?
– Проще всего сейчас было бы грохнуть товарища Троцкого, – с солдатской прямотой заявила Кобра, – но эта гнусь сейчас в Бресте, так что туда лучше являться всей мощью, а не только одним штурмоносцем или, скажем, «Каракуртом»…
«В Бресте расположен штаб германского Восточного фронта, – сообщила мне энергооболочка, – под эгидой которого и проводятся переговоры делегаций Советской России и стран Четверного Союза. Курирует это мероприятие начальник штаба главнокомандующего Восточным фронтом принца Леопольда Баварского генерал Максимиллиан Гофман, большой специалист по России и русским, а также ярый русофоб».
– Погоди, Кобра, – сказал я, – ты сейчас выдала просто гениальную мысль. У нас сейчас, помимо штурмоносца, боеготовы три «Святогора», один «Каракурт» и четыре эскадрона «Шершней». Этого вполне хватит, чтобы явиться в Брест и положить там всех мордами в грязь. Но начинать все же лучше со встречи с местным товарищем Лениным. Если это выбьет мир восемнадцатого года из Основного Потока, то хорошо, а если нет, то после операции в Бресте уже ничего не будет прежним. И никого и ничего мне при этом не будет жалко, кроме русского народа.