Год белой кометы
Шрифт:
— Есть поток! — громко воскликнул Лев Юлианыч.
— Видим, видим, не шуми, — ответил Павленко, — посмотрим результат.
Через минуту перед наблюдателями появились первые изображения.
— Ну как? — спросил Кирилов, быстро поднявшись с кресла, — что скажете, коллеги?
— Кажется, надо уменьшить экспозицию, слегка перекопили, — недовольно пробурчал Лонц.
— А у меня вполне приличный спектр, — довольно улыбнулся Виктор Осипович, — большего сказать пока не могу, надо сделать «разрез» изображения.
— А у Вас, Наталья Николаевна? — Сосновский вопросительно посмотрел на Селюкову.
— Ну… отсчеты, в общем нормальные, но вы же знаете, что
— Ладно, дайте координаты оператору, попробуем наехать на вашу звездочку.
Снова загудели электромоторы наведения телескопа, снова повторилась вся несложная последовательность манипуляций с кнопками компьютеров, так же как в первый раз в аппаратной зависла напряженная тишина ожидания результатов. Наконец, экспозиция закончилась, Наталья Николаевна пристально вглядывалась в высветившиеся перед ней цифры, потом сняла очки и, спокойно посмотрев на всех собравшихся вокруг нее, так же спокойно сказала:
— Ну… все как в таблице, примерно шесть процентов.
В аппаратной сразу стало шумно. Заговорили все одновременно, к Сосновскому двинулись с поздравлениями, но он поднял руку и решительно попросил участников первых испытательных наблюдений вернуться на места и продолжить работу.
— Друзья дорогие, мы, знаете ли, только начинаем! Ну, я понимаю первый опыт удался, но о свойствах этой системы мы еще решительно ничего не знаем! Как пойдет работа с другими фильтрами, какие точности мы сможем получить? В общем, праздновать рано, давайте работать. Чайку, правда, хлебнуть совсем бы не помешало!
Василий Иванович оказался прав. Очень скоро выяснилось, что в инфракрасном фильтре недостаточна чувствительность поляриметра, что при работе двигателей «мины» иногда возникают помехи, программа «зависает» и требуется перезапуск всей системы, что где-то возникает небольшая засветка фотометра… Блокнот Сосновского заполнялся замечаниями, а Гривцов, сидевший рядом с ним, тихо бурчал и каждый раз говорил о том, что об этом можно было догадаться раньше, то можно было предусмотреть заранее, и вообще, если бы он, Василий Иванович слушался его, Сергея Кузьмича, то большинства из возникших проблем вообще бы не было.
Василий Иванович тихонько посмеивался и лишь однажды ему возразил:
— Ну, ты даешь, Кузьмич! Знаешь, есть такая старая поговорка: «Если бы я сразу был такой умный, как моя жена потом!»
…К рассвету Кирилов вызвал дежурную машину, чтобы участники испытаний не ждали автобуса, а спустились пораньше и успели получше отдохнуть до следующей ночи. Все, кажется, были довольны, но больше других- Селюкова и Павленко, которые успели отнаблюдать в синхронном режиме несколько «своих» звезд.
— Совершенно уникальный результат, — возбужденно говорил Виктор Осипович, — абсолютно четкая временная зависимость яркости двух линий спектра от величины поляризации… Но его почти никто не слушал, все устали и, потягивая в ожидании машины крепкий чай, погружались в тягучую и властную утреннюю дремоту…
23
В середине июня зарядили теплые и тихие летние дожди, но для работы Астростанции это уже не имело никакого значения. Телескоп остановили на профилактику, мойку оптики, чистку всех помещений и разнообразные ремонтные работы. Кирилов практически не покидал башню, стараясь вникать по возможности во все проблемы от самых сложных технических задач до незначительных хозяйственных вопросов. Серафима каждый вечер звонила ему, просила спуститься пораньше и подольше отдохнуть, но каждый рабочий день Максима Петровича затягивался допоздна
Утром ему передавали пакет с едой от жены и он, извиняясь, благодарил ее за заботу, опять же по телефону…
По истечении двух напряженных недель работы он, наконец, появился в своей квартире к невероятной радости Симы, которая, открыв Максиму Петровичу дверь, крепко обняла его и долго не отпускала, прижавшись к мокрой от дождя куртке.
— Ты меня совсем забыл…
— Ну, ну… Не придумывай лишнего.
— Я вот скучала здесь одна.
— Хочешь, чтобы я сказал то же самое? Не скажу. Скучать мне было совсем некогда, я страшно устал. А вот твои звонки мне здорово помогали, я даже лучше себя чувствовал после них.
— Приятно слышать. Только…, а вообще ты что, плохо себя чувствовал? Почему ничего не говорил мне? — встревожено спросила Сима, отстранившись от Кирилова.
— По всякому.
— Ох, Максим, Максим, заканчивал бы ты со своим трудовым героизмом, опять доведешь себя до сердечного приступа!
Они перешли на кухню и Максим Петрович сел на свое любимое место за столом в углу у окна.
— Знаешь, у меня была любимая старая тетушка, которая часто говорила, что когда щемит сердце — это не самое страшное. Это оттого, что человек пропускает через свое сердце все события, радости и невзгоды жизни: и свои, и чужие. Это значит — он хороший человек. А когда он этого не делает, вся жизнь проходит мимо него, а он как бы стоит на обочине… И ничего ему не интересно, и никто ему не нужен. Вот ты скажи мне, можешь ты меня представить на обочине жизни? Я — хороший человек?
— Местами… А вот философия твоей тетушки может обойтись тебе дорого! На обочине, конечно, стоять бессмысленно, но и кидаться навстречу каждому автомобилю и прохожему тоже вряд ли стоит.
— Это — чисто женская практическая логика. Нам, мужчинам она несвойственна. Мужчины в душе романтики!
— Ну да, здесь, на Астростанции, особенно. Вы все тут какие-то чокнутые фанатики работы. И твой Малахов, и Гармаш, и, кажется почти все остальные.
Серафима нахмурила брови, потом вдруг улыбнулась и добавила:
— Хотя со стороны вы смотритесь здорово, красиво смотритесь!
Она налила в тяжелые фаянсовые кружки чай, села рядом с Кириловым и погладила его по небритой щеке.
— Ты все-таки береги себя, романтик.
— Я стараюсь…
Прошло всего несколько месяцев со дня их свадьбы, но иногда, когда Кирилов уходил с головой в работу, забывая обо всем на свете, Серафиме начинало казаться, что она занимает в его жизни совершенно незначительное место и ее роль сводится к тому, чтобы заполнять квартиру, готовить еду и иногда напоминать о том, что где-то рядом протекает другая жизнь, идущая параллельно жизни Астростанции. Копаясь в книгах мужа, она однажды натолкнулась на странную фантастическую повесть о параллельных мирах, которые как будто существуют независимо друг от друга совсем рядом, но их обитатели и не подозревают об этом, совсем не ощущая, не видя и не понимая своих соседей по мирозданию. Серафима тогда подумала, что в этой повести на самом деле нет вообще ничего фантастического. Здесь, в одном поселке, живут так же, независимо друг от друга, мир простых деревенских проблем с их отточенным веками практицизмом и его этикой и мир высокой науки, полная противоположность этого практицизма. Эти миры никак не пересекались и не могли пересечься и ей, неожиданно оказавшейся как будто в другой Вселенной, еще предстояло научиться понимать и ощущать ее красоту и весь смысл жизни.