Год белой кометы

Романенко Владимир

— Ну вот и Лев пожаловал. А мы все еще возимся.

— Появились проблемы? — встревожился Кирилов.

— Проблема. Не то чтобы очень сложная, но довольно муторная, — опять вполголоса произнес Гривцов, — сейчас покажу.

Он подошел к стенду и, не торопясь, негромко объяснил суть выявленной неприятности. На несколько секунд воцарилась тишина. Молчание нарушил Кирилов.

— Сколько времени может понадобиться?

— День разборка, день перешлифовка, еще день сборка и, часов…ну пять-шесть, юстировка. В общем, четыре дня.

— Да, зря я поторопился с приездом, — огорченно проронил Лонц.

— Как сказать, — ответил Сосновский, — пока мы будем заниматься этим узлом, ты можешь посидеть

за компьютером. Электронная часть прибора и программа работают пока без замечаний. Пройдешься по всем веточкам программы, посмотришь все меню, проверишь как и что они включают. Знаешь ли, навыки пригодятся.

— А что, есть резон! — Кирилов повернулся ко Льву Юлиановичу и вдруг почувствовал, что от тупой боли, внезапно возникшей в левом боку, перехватило дыхание. Комната стала неестественно светлой, а пол как будто поплыл под ногами…

Гривцов первым заметил, как побледнел и покачнулся Кирилов, бросился к нему и подхватил под руки.

— Максим, что с тобой?

Максим Петрович что-то прошептал и закрыл глаза. Его усадили на единственное стоящее в комнате кресло и расстегнули воротник.

— Воды, быстро!

Сосновский схватил стоявшую на столе кружку, бросился в коридор и через минуту появился снова. Вслед за ним вбежал Круглов, еще два человека из дневной смены. Кто-то подал таблетку валидола. Кирилов положил ее под язык и по мере того, как она таяла во рту чувствовал что боль постепенно утихает. Через пару минут он снова стал различать лица склонившихся над ним людей. Стоявший рядом Гривцов увидев, что глаза Кирилова открылись снова, облегченно вздохнул.

— Отпустило? Как ты, Максим?

— Жив пока… — слабо улыбнулся Максим Петрович, — ничего, не впервой…

— Ты давай-ка вниз, домой, и ложись. И обязательно покажись врачу, — сердито проговорил Сергей Кузьмич, — Ты которые сутки туда-сюда катаешься? Что ты вообще тут крутишься, незаменимым себя вообразил, что ли?

— Ладно, ладно Кузьмич, не бурчи. Я, пожалуй, и правда поеду. Спустишься шлифовать железки, заходи в гости. Только Серафиме Ивановне не ябедничай, хорошо?

Галина находилась в процедурной, когда Володя позвонил ей с горы и сообщил о случившемся. Она быстро нашла врача, приготовила тонометр для измерения давления крови и шприцы. Машина с Кириловым подошла к административному корпусу, Галина увидела, что Максим Петрович вышел из нее сам, без какой-либо помощи, и не спеша направился к зданию. Она вышла к нему навстречу вместе с врачом, и Кирилов, увидев, что его встречают двое в белых халатах, остановился и вопросительно посмотрел на них.

— Это что, встреча почетного караула? — с усмешкой спросил он врача, — А в чем, собственно, дело, кому-то плохо?

— Шуточки в сторону, милейший Максим Петрович! Я так понимаю, вы там чуть не грохнулись замертво, а еще пытаетесь увиливать от медицины. Нехорошо! Галя, берем пациента под белы ручки и ведем в свои владения. Надо, хотя бы, послушать.

— Не торопитесь, Харон! Ладно, я сам… — досадливо пробормотал Кирилов и двинулся вслед за медиками.

Галина закрепила на его руке тонометр, и через несколько секунд давление воздуха сжало руку Кирилова. Она внимательно слушала пульс, приложив мембрану аппарата к сгибу его руки, потом покачала головой.

— Ну, что, — спросил ее врач, — сколько?

— Многовато, сто восемьдесят на сто сорок.

— Раздевайтесь, я вас послушаю.

Кирилов сбросил рубашку, послушно подошел к доктору. Холодный рупор фонендоскопа прикоснулся к коже и Максим Петрович слегка вздрогнул. Врач переставлял рупор, прислушиваясь к каким-то звукам внутри тела, потом снял слуховые трубки и укоризненно посмотрел на Кирилова.

— Я пока не слышу чего-либо опасного, но надо бы сделать кардиограмму. А вообще, вы ведете

совершенно безобразную жизнь. Вы себя не любите, это точно. Надо отдыхать, милейший Максим Петрович, или сожжете себя окончательно. И чтобы минимум три-четыре дня к телескопу не подниматься…

Кирилов пытался что-то сказать, но доктор прервал его, предупреждая повисшее на губах Максима Петровича возражение:

— Я обязательно сообщу свои рекомендации Серафиме Ивановне. Галочка, вкатите ему внутривенное, а потом немедленно домой и в постель!

— Давайте левую руку, — строго произнесла Галя и Кирилов, досадливо вздохнув, и послушно сел к столу…

Через несколько минут он вышел из амбулатории и направился к своему дому.

…Максим Петрович вошел в квартиру и, сбросив ботинки, лег на старенький скрипучий диван. «Когда же это было в первый раз?» — подумал он и сразу вспомнил первую давнюю боль, когда после изнурительного, почти трехнедельного периода наблюдений у него начало болеть сердце. Тогда, несколько лет назад, стояла необычайно ветреная и переменчивая зима, когда каждые три дня менялось атмосферное давление, и эти перемены сопровождались сильными порывистыми ветрами. Каждый раз, когда ветер сгонял с неба клочковатые зимние облака, устанавливались одна-две ночи ясной тихой погоды, а потом снова башня телескопа начинала содрогаться от штормового шквала. Дорога была заметена снегом на протяжении нескольких километров, и Максим Петрович не спускался в поселок, пытался использовать все пригодное для наблюдений время. Он сильно простудился на сквозняке, пытался лечиться аспирином и, в конце концов, почувствовал эту, теперь уже знакомую, боль в первый раз. Потом такое бывало с ним еще не однажды, но все проходило более или менее быстро после таблетки валидола. То, что произошло сегодня было гораздо более серьезным и неприятным. Мысли Кирилова прервал хлопок входной двери. В комнату быстро вошла Серафима.

— Как ты, Максим?

— Уже доложили?

— Мне звонил врач и все рассказал. Я отпросилась с работы на три дня и можешь не надеяться, что сбежишь на гору и все скроешь. Я буду сидеть рядом и никуда тебя не выпущу.

— Домашний арест?

— Пожалуйста, не шути. С такими проблемами не шутят. Я вовсе не для того выходила замуж, чтобы стать через месяц вдовой!

— Да я вроде еще не собираюсь уходить в Антимир!..

— А я тебя и не пущу.

— Имей в виду, что три дня дома не высижу.

— Не высидишь, вылежишь! Как миленький. Я сейчас приготовлю тебе отвар, и будешь его пить по часам.

— Опять бабушкина аптека? Тогда согласен. Кажется ее мазь, которой ты лечила мою ногу после пожара, была одновременно приворотным зельем…

— Все шутишь?

— Конечно, а что же мне еще делать… мадам Сальери.

— Ну, знаешь!..

Максим Петрович почувствовал, что Сима начинает сердиться, взял ее за руку и привлек к себе.

— Подожди, Сима, не суетись. Я, конечно, выпью этот твой отвар, но потом. Ты сейчас просто посиди со мной вот здесь, рядышком, и мне от этого будет намного лучше, чем от любого лекарства.

Сима села к нему на диван. Кирилов почувствовал ее тепло, затих и скоро заснул. А Сима еще долго сидела так рядом с ним, глядя в одну точку и не чувствуя, как медленно сползают по щекам легкие и неосязаемые капельки.

20

К концу мая Сосновскому и Гривцову удалось наконец полностью отладить все компоненты новой системы для наблюдений кометы. На Астростанцию приехали Виктор Осипович Павленко с одним из своих инженеров и Наталья Николаевна Селюкова. По расписанию этот период времени отводился для их спектроскопических наблюдений, но и Павленко и Наталья Николаевна рассчитывали попутно освоить новый прибор хотя бы на стенде.