Год бродячей собаки
Шрифт:
Батон достал из кармана пиджака горсть мятых российских банкнот вперемешку с долларами. Семен Аркадьевич, брезгливо морщась, вытащил из этой кучи несколько бумажек с портретами американских президентов и сунул их Андрею. Потом повернулся и, вихляясь, как на шарнирах, направился к машине. Однако сразу в салон не полез, остановился, держась за дверь.
— В рулетку когда-нибудь играл?
— Не приходилось. По телевизору видел… — неопределенно заметил Андрей.
— Это неважно. Всего тридцать шесть квадратов: на что ставить?
Андрей бросил сигарету на асфальт, раздавил огонек носком ботинка.
— Поставь на семь.
— А еще? — Семен Аркадьевич буравил его маленькими, поросячьими глазками.
— Ну… — Дорохов задумался, какое-то
— А еще?
Стоявшие вокруг телохранители напряженно вслушивались.
— А еще, — повторил Андрей, — выпей рюмку водки и поезжай домой отсыпаться.
Ничего больше не сказав, Семен Аркадьевич сел в свой шикарный джип и мягко хлопнул дверью. Кавалькада снялась с места и на большой скорости понеслась к повороту на Беговую улицу. Какое-то время Андрей смотрел на красные огоньки машин, потом повернулся и, слегка прихрамывая, поплелся к станции метро.
В светлом вестибюле было пусто и холодно, за забранным решеткой окошком коротала свою жизнь пожилая кассирша. Одиноко скучавший милиционер внимательно рассмотрел Андрея, сочтя его условно благонадежным, отвернулся и стал столь же тщательно изучать рекламный плакат на белой мраморной стене. Впрочем, сам Андрей не настаивал, чтобы каждый встречный просил у него автограф, и поспешил миновать турникет. Если не считать нескольких типов с усталыми московскими лицами, платформа станции была практически пуста. Маленькая женщина в комбинезоне и огромных, не по размеру бахилах шла за тарахтевшей уборочной машиной. Во всех ее движениях было столько заученного безразличия, что невольно казалось, будто цель ее похода — горизонт. Какие-то странные обрывки мыслей носились в растревоженной голове Дорохова. В них фигурировали слова про страну и народ — их почему-то было жалко, — потом, неведомо откуда, явилось знакомое с детства предчувствие праздника, но тут из черноты тоннеля налетел, светя прожектором, поезд. Двери открылись и Андрей с размаху плюхнулся на потертый дерматин дивана. В следующее мгновение он уже спал глубоким сном праведника. Удивительное дело, собственная судьба не волновала его, как не беспокоил дробный перестук колес. Так, наверное, раскачиваясь в кибитке, спали сотни тысяч русских людей, путешествовавших по бескрайним просторам Российской империи.
Проснулся Дорохов так же мгновенно, как и заснул. Прямо перед ним, по другую сторону прохода, сидела женщина в каких-то смешных, напоминавших крылья бабочки, очечках. Большие, грустные глаза смотрели прямо на Андрея, но не вызывало сомнения, что вовсе не им были заняты мысли незнакомки. И это огорчало. Быть пустым местом всегда обидно, и такого с собой обхождения Дорохов допустить не мог. Поерзав по потертому сиденью, он для начала попытался встретиться с женщиной глазами и даже несколько пригнулся, но результата эти манипуляции не имели. Похоже было, что в ее сложном мире для Дорохова не находилось местечка. Оставалось только перейти к активным действиям. Легким движением Андрей скинул с плеча ватник и засучил рукава куртки на манер, как это делают заправские фокусники. Взгляд женщины из расфокусированного стал совершенно определенным. Теперь она смотрела на Дорохова вполне осмысленно, хотя вряд ли понимала, что за этими приготовлениями последует. Андрей же, демонстрируя, что в руках у него ничего нет, принялся выделывать в воздухе замысловатые пассы, на одном из которых выхватил из пустого пространства пятерку треф. Не останавливаясь на достигнутом, Дорохов полностью отвязался и вскорости собрал у себя на ладони целую колоду. Уголки губ незнакомки едва заметно дрогнули и поползли вверх. Однако, это было лишь началом представления. Поощренный вниманием факир уже доставал из-под собственной куртки красивого разноцветного петуха, который не замедлил перелететь через пространство вагона к одиноко сидевшей бабульке, где и превратился в довольно упитанную куриную тушку. Немногочисленная аудитория зааплодировала, причем больше всех усердствовала облагодетельствованная
Кураж овладел Андреем, кураж, какой знаком лишь артистам цирка, замирающим на безумной высоте перед смертельным прыжком. Он выпростал вперед руку и — сказавши, ап! — вытащил из-за собственного уха маленькие дамские часики. Повертев их в воздухе, Дорохов с полупоклоном протянул вещичку женщине. Та отстранилась.
— Простите, но я от незнакомых подарки не принимаю…
Дорохов смутился.
— Видите ли, — начал он извиняющимся тоном, — это не то, чтобы подарок…
Женщина бросила быстрый взгляд на свою руку — часиков не было.
— Когда же это вы успели? — удивилась она, застегивая на запястье тоненький браслет, и тут же автоматически проверила в сумочке ключи и кошелек. Они оказались на месте.
— Ну, это мелочи, дело техники! — успокоил ее Дорохов, хотя вряд ли его слова достигли желаемого результата. Подобрав ватник, Андрей переместился на сиденье рядом с женщиной, протянул ей маленький букетик подснежников.
— Вы, наверное, фокусник? — она все еще не могла отойти от удивления, незаметно касалась кончиками пальцев часов.
— Ну, если по жизни, то, скорее, клоун, — с грустной улыбкой заметил Дорохов. — Вас ведь Мария зовут, не правда ли? Я так и стану вас называть…
— Откуда вы знаете? — еще больше удивилась женщина. Теперь она смотрела на своего соседа с опаской и даже сделала движение от него отодвинуться.
Дорохов переждал шум начавшего тормозить поезда и охотно пояснил:
— Это очень просто. Данное нам при рождении имя накладывает отпечаток не только на судьбу человека — это всем известно, — но и на его внешность. Я, к примеру, знаю целую породу людей, которых категорически запрещается называть Алексеями или Михаилами, а если такое случается, то они, бедняги, всю жизнь потом мучаются, чувствуют себя не в своей тарелке. Очень аккуратно и продуманно следует относиться к таким именам, как Зоя и Раиса, потому что… Впрочем, — улыбнулся Дорохов, — я, кажется, злоупотребляю вашим вниманием.
— Ну, а вас как нарекли? — в глазах женщины мелькнул интерес, и это радовало.
— Меня?.. Меня Андреем. Есть такое простое русское имя — Андрей.
— И это имя, оно вам подходит?
— Трудно сказать, — пожал плечами Дорохов. — В достаточной мере я его еще не обносил, но в принципе мне нравится. Вы же сами знаете, ко всему в этой жизни надо привыкнуть. Честно говоря, я бы чувствовал себя ущербно, назови меня родители Дормидонтом или Русланом.
— Вы странно говорите, — брови женщины сошлись на переносице, она нахмурилась. — Так, будто родились только вчера…
— Ну что вы! — светло улыбнулся Дорохов. — Я родился сегодня.
Мария вздрогнула, сочувственно покачала головой, плотнее прижимая к себе сумочку:
— Вот, оказывается, в чем дело!.. Тогда, понятно… Вы извините, мне сейчас выходить…
Она сделала попытку подняться, но Андрей мягко, но настойчиво придержал ее за локоть.
— Не надо, Маша, не обманывайте меня. Нам с вами еще ехать и ехать. И, ради Бога, не думайте, что я сумасшедший, это было бы слишком просто. А насчет моего рождения объяснение простое: я сегодня получил бутылкой по голове и мог бы умереть, но выжил…
Как бы извиняясь за то, что он такой, Андрей развел руками.
— Да-да, конечно, — продолжала кивать в такт его словам Мария, в то же время аккуратно посматривая по сторонам в поисках возможной защиты. — А могу я вас спросить: за что? То есть, за что вас ударили?
— Можете. Спросить, конечно, можете, — радостно заверил ее Андрей. — Только беда в том, что ответа я не знаю. Скорее всего, если в философском смысле, то за попытку жить не своей жизнью. Но это всего лишь догадка. По-видимому, я пробовал убежать от себя, но, как видите, не получилось. Впрочем, в двух словах об этом не расскажешь…