Год бродячей собаки
Шрифт:
Андрей поднял ее на руки, понес куда-то в темноту квартиры. Маша все не могла остановиться, все повторяла:
— Каждый день надо быть уверенной в себе, научиться просыпаться с мыслью, что ничего не произойдет, иметь силы жить без ожидания праздника…
Как успокаивают обиженного, раскапризничавшегося ребенка, он еще сильнее прижал Машу к себе, открыл ногой какую-то дверь. В серой, едва подсвеченной с улицы Полутьме белело покрывало кровати.
— Замолчи и никогда об этом не вспоминай, — прошептал Андрей. — Мы начинаем жизнь сначала, с этой ночи, с чистого листа. Отныне и навсегда ты любимая женщина волшебника!
Ночью пошел дождь, небо
— Хорошо, что дождь, правда? Именно в дождь надо начинать новую жизнь…
Как бы ни был даровит и талантлив художник, он не способен передать все бесконечное богатство и разнообразие пустоты человеческого бытия. Московский ипподром кипел страстями, жужжал, как растревоженный улей. Огромная толпа народа беспрестанно двигалась, перемешиваясь, чему-то смеясь и переговариваясь на совершенно недоступном обычным людям языке. Из развешанных повсюду репродукторов гремела бравурная музыка лошадиных маршей, прерываемая то и дело объявлениями диктора, сообщавшего состав участников следующего заезда. Призывно звенел судейский колокол, созывая одетых в яркие костюмы наездников на старт, где их уже поджидала машина с раскрытыми, перегораживающими беговую дорожку крыльями. За этим движущимся барьером, развернувшись во всю ширину, собирались участвующие в забеге лошади, бежали, кося на орущие трибуны безумные от возбуждения и жажды гонки глаза, срывались с места по сигналу стартера. Большой беговой день, называемый по старинке в честь почившего английского лорда — дерби, был в самом разгаре.
— Вы на кого ставите? — поинтересовался Нергаль, повернувшись к Серпине. Оба стояли прижатые к барьеру столпившимися за их спинами людьми. Отсюда, из ложи первого яруса, хорошо просматривался весь беговой круг и большое электронное табло, извещавшее о сделанных на участников ставках.
— На шестой номер, — Серпина сверился с программой забегов, прочитал — Рыжий жеребец Султан.
— А почему именно на него? — не отставал от тайного советника черный кардинал.
— Бежит быстро и красиво, — рассудительно заметил Серпина, — да и, судя по табло, Султан в этом забеге — признанный фаворит.
Нергаль усмехнулся, поправил широкополую шляпу, защищавшую его лицо от солнца. В сравнении с окружающими, он был одет подчеркнуто элегантно, светлый, отливающий серебром костюм носил умело и с достоинством. Серпина же, предупрежденный о вызове к начальству заранее, не слишком отличался от шебутной ипподромовской публики. Его неновые, потертые на коленях джинсы болтались где-то под выпиравшим арбузом животиком, рубашка-распашонка сочетала все цвета порядком полинявшей радуги. Зато на груди, на кожаном шнурке, висел полевой бинокль.
— Бежит красиво!.. — передразнил советника Нергаль. — Вы, дорогой мой, забываете, что находитесь в России. Здесь скорость и красота бега не имеют никакого отношения к тому, кто приходит первым. Вон, посмотрите! — черный кардинал показал взглядом на вертлявого парня в клетчатой кепке. Тот давно уже крутился у барьера, отделявшего публику от беговой дорожки. — Видите, один из наездников незаметно делает ему знаки?.. Вот пойдите, пристройтесь за ним в очередь и поставьте на ту же комбинацию номеров, какую назовет клетчатый жучок! Это будет вам хорошим уроком на будущее. Ипподром, Серпина, есть маленькая модель человеческой
С большим трудом тайный советник нашел в толпе парня в клетчатой кепке и умудрился встрять за ним в очередь к окошку, где принимали ставки.
— Ну что, какие номера? — небрежно поинтересовался Нергаль, когда его подчиненный вернулся. Начальник службы тайных операций все так же пренебрежительно посматривал на кишивший под трибунами народ.
Серпина растолкал теснившихся в ложе мужиков, занял свое место в первом ряду у барьера.
— Второй и четвертый, — еле слышно прошептал он, с трудом переводя дух.
Работа плечами и силовые действия советника вызвали у окружающих глухой ропот. Серпина набычился, обвел стоявших вокруг хмурым, недружелюбным взглядом, но тут в дело вмешался Нергаль.
— Ведите себя скромнее, — порекомендовал он с иезуитской улыбочкой. — Это вам не лондонский паб, и никакой приобретенный в аду опыт в этой стране не поможет. Они церемониться не стану] — наваляют и вам, и мне так, что мало не покажется. И учтите на будущее, Россия — самая демократическая в мире страна, здесь обо всем, со всеми можно договориться, даже с полицейским о правилах уличного движения. Вот, наблюдайте!
Нергаль повернулся к сгрудившимся вокруг них, мрачно сжимавшим кулаки зрителям, сказал громко, чтобы все слышали:
— Вы что, мужики! Ну вышел мой приятель пописать, а теперь вернулся — в чем проблема?
— Так бы и сказал, а то прет, как на собственный буфет, — все так же недовольно, но уже без угрозы в голосе ответил кто-то из толпы.
— Ну, а второй и четвертый номера в этом заезде явные аутсайдеры, — продолжил Нергаль, поворачиваясь к тайному советнику. — Если судить по сделанным ставкам, практически все считают, что победит приглянувшийся вам Султан…
В это время где-то совсем рядом несколько раз ударил судейский колокол, и участники заезда дружно отправились к месту старта. Напряжение на трибунах нарастало, заполнившие их игроки-татошники подались вперед, чтобы лучше видеть, как побегут лошади. Оживший репродуктор заговорил:
— Бег повел Султан, за ним…
Толпа загомонила. Призовой круг в милю длинной лошади преодолевали за две минуты с небольшим и уже показались из-за поворота, выходя на последнюю прямую. «Султан, — орала толпа, — Султан»! И действительно, шестой номер шел первым. Забыв о субординации, захваченный азартом, Серпина даже подтолкнул плечом своего высокого начальника, будто хотел сказать: «Ну, а я что говорил!» Однако, метров за тридцать до финиша, лидировавшая лошадь сбилась с рыси и, заскакав, перешла на галоп. Наездник был вынужден натянуть поводья, и сейчас же ипподром вздрогнул от взрыва отборных ругательств, виртуозностью своей способных удивить даже специалистов по русскому мату. Рев стоял дикий, свист оглушал, и в этой неразберихе из-за спины неудачливого Султана вынырнули две неказистые лошадки, поспешившие пересечь финишный створ.
— Ну как? — поинтересовался черный кардинал, глядя свысока на тайного советника. — Убедились?
— Извините, экселенц! — признал правоту Нергаля Серпина, однако имел наглость спросить: — А вы, так сказать, не того?..
— Вы имеете в виду, не срежиссировал ли я этот эпизод? — поднял брови начальник службы тайных операций. — Забываетесь, Серпина, забываетесь! Неужели вы считаете, что я могу опуститься до таких мелочей!
— Виноват, монсеньер, само вырвалось! Я просто подумал, может быть, в азарте!..