Год бродячей собаки
Шрифт:
— Виноват, экселенц! Скорее всего, я не прав, но мне казалось, что для настоящего падения моему подопечному сначала надо взобраться на вершину блаженства — так будет больнее.
— Это вы сами придумали? — вскинув тонкие брови, Нергаль с интересом взглянул на подчиненного.
— Да, монсеньер! Применяю на практике полученный опыт, монсеньер. Возможно, вы помните, я рассказывал вам о парной работе каторжан в аду, так вот, лагерник Кант, объясняя свою диалектику профессиональному убийце, утверждал, что все познается в сравнении.
— Браво, Серпина, браво, вы способный ученик.
— Начальник службы тайных
— Извините, экселенц, у меня совершенно случайно… — тайный советник достал из заднего кармана джинсов плоскую флягу. — Ваше любимое, экселенц, «Теламорес Дью».
— Очень предусмотрительно с вашей стороны, — Нергаль пригубил из своего стаканчика. — Забытый вкус Запада!.. А вот интересно, — продолжал он, с усмешкой глядя на Серпину, — вы сказали, раб божий Андрей счастлив. А как вы сами понимаете человеческое счастье?
— Я… видите ли, — заюлил тайный советник, — мне трудно дать определение, но так утверждает он сам. Похоже, Андрей влюбился, живет с женщиной, которую отбил у мужа…
Серпина сделал паузу, как бы давая начальству возможность себя похвалить, но вместо этого Нергаль заметил:
— Ну, Серпина, вы мелочитесь, разве это достижение для сотрудника вашего уровня? По нынешним временам такое и на Небесах грехом не считается. Кстати, женщину наверняка зовут Мария?
— Да, экселенц, удивительная приверженность Светлых сил к этому имени! Впрочем, вкус Андрею не изменил: она по-своему очень даже красива. Странно только, что такой экземпляр занимается никому не нужной российской историей…
— Что вы сказали? Российской историей? — переспросил начальник службы тайных операций. — Действительно, странно! Никогда бы не подумал, что нагромождение жестокости, чиновничьего произвола и человеческих страданий можно назвать таким словом!.. Ну и каким же периодом этой, как вы изволили выразиться, истории Мария интересуется?
— Эпохой Александра II, экселенц.
— А этот, ну… Андрей, — нахмурил брови черный кардинал, — он что, в то время жил?
— Да, экселенц, я проверял. Раб божий Андрей в чине генерал-майора погиб геройской смертью, защищая от японцев Порт-Артур. До этого он работал в посольствах в Лондоне и Париже, был заметной фигурой в российском Генеральном штабе. Если брать прожитые им предыдущие жизни, стоит отметить его участие в Крестовом походе в свите Ричарда Львиное Сердце, а также плавание с Васко да Гама в Индию…
— Нет, нет, Серпина, давайте ограничимся Россией: только здесь умеют по-настоящему, со вкусом страдать. И, знаете, что я придумал… — Нергаль одним глотком прикончил виски. — Мы заставим Андрея прожить ту его жизнь заново! Причем так, чтобы он полностью испил чашу горечи и разочарований, на собственном опыте прочувствовал всю утомительную бессмысленность человеческого бытия, невозможность хоть что-то изменить в судьбе своей страны. Отчаяние — грех великий!..
В возбуждении черный кардинал сполз с подоконника, принялся излагать свою мысль, подчеркивая отдельные слова жестами.
— Люди, как вам известно, придают большое значение снам, вот мы и стилизуем события той жизни под сновидения, но такие, в которых спящий обладает ясным, дневным сознанием и поступает согласно собственной воле. Смутно, подсознательно Андрей будет догадываться, что все происходящее ему вовсе
— Да, экселенц, — подтвердил Серпина, однако в голосе тайного советника не чувствовалось энтузиазма.
Нергаль не обратил на это никакого внимания.
— Люди, — продолжал он, — слишком хорошо в этой жизни устроились, они почему-то считают, что не несут ответственности за собственные сны, будто это бесплатные театр или кино. Фрейд, отбывающий срок в лагерях Администрации, даже придумал им сказку про бессознательное, а заключенный Юнг пошел еще дальше: изоврался до того, что утверждал, будто это самое бессознательное может быть еще и коллективным, вроде группового секса. Отнюдь, Серпина, отнюдь! Человек в полной мере отвечает за то, что ему снится. Что же до раба божьего Андрея, мы заставим его ответить и за судьбу собственного народа!..
— Да, экселенц, вы правы, экселенц, только… — тайный советник запнулся. — Видите ли, я недавно читал, что Главная Небесная канцелярия строжайшим образом запретила любые эксперименты и игры со временем, уже не говоря о попытках переписать историю. Если мы заставим Андрея прожить заново пусть даже часть его предыдущей жизни…
— Ну, Серпина, вы меня удивляете! — на громкий возглас Нергаля мужики за соседними столиками повернули головы. — Я лично не припомню, когда служба тайных операций вообще обращала внимание на такую нелепицу, как запреты высших инстанций. О том, что мы делаем, никто никогда не узнает, да и в случае чего мы всегда успеем отмотать время назад…
Серпина упорно молчал, как если бы не был уверен в правильности принятого решения, но и не имел смелости открыто возражать черному кардиналу. Нергаль не мог этого не заметить.
— У вас, — буркнул он недовольно, — развилась мания величия. Неужели вы думаете, что обитателям высших сфер нечем больше заняться, кроме как следить за происходящим на этой захолустной, затерянной на задворках Галактики планетке? Мы, посланцы Зла, прикованы к ней, как каторжанин к гире, и не можем, подобно Светлым силам, свободно перемещаться во Вселенной, зато и контроля за нами нет никакого.
— Да, экселенц, я все понимаю, экселенц, но уж больно не хочется возвращаться туда, откуда вы меня только что вызволили. И потом, — Серпина несколько воспрял духом, — для проведения операции у меня просто нет квалифицированных кадров…
— Но у вас же на Земле была собственная обширная агентура! — искренне удивился черный кардинал.
— Да, была, но по нашим волчьим законам, если темная сущность оступается, ее добивают. Все мои кадры растащили коллеги, а некоторые из агентов — такие, как Шепетуха, — почувствовали себя самостоятельными игроками, можно сказать, вышли в люди. Теперь в России вообще время шепетух. В каждой стране есть свое дерьмо, но в этой!.. Как будто кто-то время от времени подбрасывает в бочку с нечистотами дрожжи, и говно начинает со страшной силой пениться и лезть вверх, к власти.