Год дурака
Шрифт:
— Еще десять секунд, и я швырну тебя следом.
Это подействовало. Отпуская едкие замечания и презрительно отфыркиваясь, Вадик наконец-то оставил квартиру, к моему (и моих соседей) ликованию.
— Пойду пожелаю ему доброго пути, — сказал Деструктор и вышел.
Мы с Эриком посмотрели друг на друга.
— Не могу поверить, что это закончилось, — я рухнула на диван. — Я свободна до следующего ужасного приключения. Но не больше чем на неделю, наверное. Еще и на работе все отвратительно… Эрик, у тебя когда-нибудь так бывало, что ситуация сквернейшая, и что бы ты ни делал, все становится только хуже?
— Да сто раз, я же программист.
Я устало потерла виски.
— Еще и голова разболелась…
— Помассировать? — он притянул мою голову к своему плечу и запустил пальцы мне в волосы. — Ты была молодец сегодня.
— Угу… одно мешает мне восторжествовать: если я буду такая свирепая с каждым парнем, чье поведение меня не устраивает, я действительно останусь одна.
— Ты не останешься одна. В тебя так легко влюбиться.
— Я никому не нравлюсь по-настоящему.
— Мне ты сразу понравилась.
— Когда мы впервые встретились, я кричала на тебя.
— А потом ты пришла ко мне просить освободить тебя из платья, и сразу мне понравилась.
— Я ужасно выглядела.
— Как будто переночевала в мусоровозе. Я подумал: «С такой соседкой скучно не будет».
— Эрик, если бы только я могла найти кого-то, с кем мне было бы так же просто, как с тобой… кого-то, кто был бы адекватен, как ты… кого-то, с кем мне было бы столь же легко разговаривать, — пробормотала я, чувствуя, как боль под его пальцами медленно исчезает.
Шутливые намеки Али и Дианы замелькали у меня в голове. «Нет, — сказала я себе. — Даже не думай об этом».
[1] Дебильность — самая слабая степень умственной отсталости, тогда как идиотия — самая глубокая. Соответственно, имбецил находится на среднем уровне. Теперь, зная все градации, вы сможете наиболее эффективно оскорблять людей, распределяя каждому по заслугам.
[2] «Как раздражать людей» (How to Irritate People, 1968) — фильм от участников комик-труппы «Монти Пайтон», который должен посмотреть каждый любитель, прежде чем стать профессионалом.
[3] Капибара (водосвинка) — травоядное млекопитающее, очень похожее на морскую свинку, вот только размером с обычную свинью (вес до 65 килограмм). Милое и пушистое. Неудивительно, что Соня часто думает о капибарах.
Глава 11: Пока Linux не разлучит нас
— Значит, айтишники разозлились, что ты такая бестолковая?
Я сидела на маминой кухне, ела печень с луком, которую бабушка называла моей любимой так же долго, как я ее ненавидела, и очень жалела, что вообще раскрыла рот.
— Нет, это все из-за Леночки, она новенькая в отделе кадров. Так вот, спустя три месяца работы она заявляет Леше, нашему главному айтишнику, что хочет, чтобы он установил ей другую версию Windows, а то в этой ей обои надоели. И тогда Леша вдруг начинает орать на весь офис, как его достали проклятые юзвери, и что его отдел не успевает выполнять свою работу, только и бегает по позверушкам, а мы обязаны знать компьютер на уровне пользователя и т. д. и т. п. В общем, теперь кадры и наш отдел — «самые выдающиеся», как сказал Леша, — должны сдать экзамен на знание компьютера.
— И что будет, когда ты не сдашь экзамен?
— Мама, — обиделась я. — Почему сразу «когда»? Может, я его сдам.
— Ты-то? — мама подняла взгляд на моего отца, как будто призывая его подтвердить мою безнадежность. — Так что? Тебя уволят?
— Добавочки! — подлетела бабушка, хотя я и половины еще не одолела.
— Вероятно. Моей начальнице я не нравлюсь, и она может воспользоваться поводом, — я вяло ткнула вилкой в серый склизкий кусок. С утра, помня о предстоящем обжирательстве, я ничего не ела, надеясь таким образом удержать вес, который в последнее время норовил полезть вверх. Эх, если бы я только умела вызывать у себя рвоту, как булимички…
— Я бы тоже избавилась от сотрудницы, не способной сдать элементарный тест, — заявила вдруг мама.
Я скрипнула зубами. Это мне говорит женщина, убежденная, что монитор это и есть компьютер.
— Ты моя мать! Ты должна быть на моей стороне!
Мама поджала губы.
— Я на стороне здравого смысла.
— Пожалуй, я пойду, — я встала, впервые находя в себе смелость оставить еду на тарелке.
В коридоре бабушка, игнорируя мои громкие протесты, вручила мне остатки ужина, упакованные в банку, мама же, когда я наклонилась поправить ремешок на туфле, выпустила очередной снаряд:
— Ты поправилась. Не вовремя — тебе на собеседования ходить, нужно выглядеть пристойно.
Не знаю, способны ли рвотные позывы простимулировать деятельность мозга, но меня осенило:
— Эрик! Я попрошу помощи у него!
— У этого-то бездельника? — скривилась мама.
— Он много работает, — вступилась я, хотя не всегда могла понять, когда он работает на своем компьютере, а когда просто развлекается.
— Крайне сомнительная личность. Еще и с ребенком.
— Он прекрасный отец! — пылко вскричала я, как будто когда-то не собиралась натравить на него социальных работников.
— Зато мужем был отвратительным, иначе жена от него бы не сбежала.
— Неправда! Это она была плохая! Да пинками надо гнать таких жен!
Мама вдруг застыла, пристально глядя на меня.
— Знаешь что, доча, когда найдешь работу, ты должна переехать.
Разозленная донельзя, я выскочила за дверь. В последние несколько недель мама то и дело пропесочивала Эрика, как будто почувствовав, что наши отношения с ним уплотнились. Хотя я старательно замалчивала все, его касающееся, она располагала массой сведений «из своих источников». Знала я ее источники — Нина Сидоровна из первого подъезда, старая жирная утка с большим причудливо уложенным валиком волос на голове, из которого стыдливо проглядывала мочалка.