Год дурака

Литтмегалина

— Я голодный как волк.

— Я сейчас приготовлю ужин.

Пока я готовила, Вадик сидел на табуретке и рассказывал о своем житье-бытье. Работал он в колл-центре, принимая заказы на какие-то сомнительные товары из телемагазина. Зато жил один в двухкомнатной квартире — по крайней мере до тех пор, пока его заблудившаяся сумасшедшая тетя, в период прояснения, не вспомнит дорогу к дому.

После ужина Вадик внезапно вспомнил о парочке друзей, способных впасть в депрессию, если он немедленно их не навестит.

— Но не думай, что я от тебя убегаю. Я вернусь совсем скоро, и мы поболтаем от души.

— Не уверена. Я с ног валюсь. Лучше я отдам тебе ключи от квартиры и лягу спать.

— Во сколько ты ложишься спать?

— Обычно в двенадцать.

— Я вернусь к двенадцати. Мне не нужны ключи.

Я посмотрела на часы — начало одиннадцатого.

— Ты не успеешь. Просто пообщаемся завтра.

— Если я что-то обещаю, значит, я это сделаю. Все, пошел. Ты пока отдохни.

И он исчез. М-да, наша встреча прошла не столь радужно, как я рассчитывала. Когда я домыла посуду и вытирала руки полотенцем, пришла эсэмэска от Дианы. «Только банка меда способна подсластить впечатления от этого поганого рабочего дня». Точно, мед. Надо напомнить Вадику.

В половине двенадцатого заглянул Эрик и позвал меня на поздний киносеанс. Я ответила, что собираюсь в ванную, очень хочу спать и вообще у меня гость. Эрик просунул голову в мою квартиру и огляделся.

— Ты уверена, что твоего гостя видит кто-нибудь, кроме тебя?

— Я серьезно. Ко мне приехал приятель на пару дней. Он вышел, но скоро вернется.

— Что за приятель?

— С университета.

— А ему обязательно жить у тебя?

Мне не понравился его напор.

— А мне обязательно отчитываться тебе, кто у меня живет?

— Ладно. Я просто беспокоюсь. Приезжают к тебе странные типы, которые шляются по ночам.

— Ты и сам не прочь прогуляться в темноте. Вот как раз сегодня. Все в порядке, иди.

— Если что, стучи в стену. Прибежит Деструктор и убьет его своим остроумием.

— Я поняла.

В двадцать минут первого позвонил Вадик, извинился за задержку и сообщил, что будет через десять минут. В час мне надоело ждать, и я легла, но мои нервы были настолько напряжены в ожидании дверного или телефонного звонка, что я не могла уснуть, хотя и ощущала себя измотанной, как бог на шестой день творения. Без пятнадцати два, когда мне наконец удалось задремать, снова позвонил Вадик, уверяя, что стоит у моего подъезда. К тому времени спокойный разговор стал невозможен.

— Вадик, ты издеваешься надо мной?! Ты всю ночь намерен звонить мне каждые десять минут? Это какая-то извращенная пытка в китайском стиле? У меня уже голова раскалывается!

— Я буду через пять минут.

— Да, ты будешь. Или оставайся там, где ты есть, а я буду спать.

Он пришел в два. Проклиная свое малодушие, я открыла ему дверь, злая, как целый осиный рой. Вадик рассыпался в тысяче извинений. У него сбилось время на мобильном, и у всех его друзей внезапно сбилось время на мобильных — попали в аномальную зону, не иначе. А потом еще старушка среди ночи долго переходила дорогу — как ей не помочь. Он рассказывал мне эти вещи с явным расчетом на то, что от недосыпания критичность моего мышления ослаблена. Я пожалела, что в университете не общалась с ним больше. Тогда бы я воздержалась от этой ошибки — пригласить его к себе. Но все же он очень сожалел о своем поведении. У него даже слезы на глазах выступили.

— Соня, — он взял меня за руку и чуть трусливо, как льстивая собака, заглянул мне в глаза. — Соня, не сердись, ты ведь такая добрая. Я думал о тебе весь вечер. Я даже купил тебе подарок.

Он вынул из-за пазухи и протянул мне пакет.

— Чипсы? — удивилась я.

— Было сложно найти что-то получше в круглосуточном магазине.

Пока я в замешательстве смотрела на чипсы, Вадик прошел в квартиру и встряхнулся, на глазах приобретая прежнюю уверенность.

Я действительно не умела долго злиться, к тому же в своем изнуренном состоянии потеряла последние остатки воли, поэтому последующие полтора часа мы провели в дружелюбной беседе, доев все, что оставалось у меня в холодильнике. Вадик рассказывал о придурках, которые звонят ему на работе, и его тетке, которая, выходя на улицу, натягивала подол себе на голову — провокационно. Возможна плохая наследственность, это следует учесть. Я нажала кнопку на телефоне, чтобы посмотреть время, и вспомнила о Диане.

— Вадик, а что с медом?

Он посмотрел на меня с недоумением.

— Каким медом?

В четыре я постелила ему на раскладушке и поплелась к себе, хватаясь за стены. Покой мне даже не снился, потому что я сразу провалилась в бессознательное черное состояние, почти равнозначное смерти.

— Соня… Соня… Соня, — слова медленно пробивались в мой мозг, и мне захотелось плакать.

— Ну что еще? — застонала я, тяжело переворачиваясь с бока на спину.

Возле моей кровати стоял Вадик, замотанный в простыню, как будто решил поиграть в привидение.

— Я не могу уснуть, — у него был такой скорбный вид, как у маленького мальчика, чью собаку на его глазах сбила машина, которой управлял его отец, который только что застрелил его мать, и все это происходило в его день рождения, на который не смогли явиться все его лучшие друзья. — Можно я полежу с тобой?

Я была одета в пижаму и соображала слишком скверно, чтобы найти аргументы для отказа, поэтому согласилась:

— Ладно.

Он проворно скользнул под одеяло и, прижавшись к моему затылку лицом, неуклюже обнял меня. Я хотела возразить, но поскольку мне было тепло и уютно, промолчала.

— Знаешь, когда я был в армии, меня закинули аж на Сахалин.

— Угу, — я ровно дышала в подушку. В голове все перемешивалось.

— Я чувствовал себя таким… оторванным от нормального мира. Иногда мне казалось, что моя жизнь уже никогда не станет прежней. Что мне не сбежать от этого одиночества. И у меня начало болеть сердце. Ночью я лежал на своих нарах, и, среди тишины и темноты, мне было нечем отвлечься от ледяной, проникающей боли.

Он прильнул к моей спине, и внезапно я действительно почувствовала что-то… какой-то холодок, исходящий от его груди, как будто боль, о которой он рассказывал, все еще оставалась в нем, засев прочно, как осколок снаряда. Я широко раскрыла глаза, потрясенная этим ощущением, но в следующий момент вся магия была разрушена. Вадик пошевелился и спросил:

— А может… того самого…

— Чего — того самого?

— Ну ты поняла, — он сжал меня сильнее.

Я минуту подумала, напряженно шевеля полуспящим мозгом, и решила:

— Нет, я против.

— Почему?

— А с какой, собственно, стати? Я век тебя не видела, да и раньше у нас ничего не было. К тому же у меня нет средств контрацепции.

— Ну и что? Ты же не забеременеешь с одного раза, как в кино. Я обещаю.

— Ты мне уже много чего сегодня обещал. И вообще я не намерена проверять свою фертильность таким образом.