Год французской любви
Шрифт:
— Черти схватили ее и съели!
— И не подавились, падлы?
— Так выпьем же за тех женщин, которые могут, опираясь на своих мужчин, сбежать даже из ада!
— Вот такой вот тостик, на фиг!
— А ты еще слово скажешь, по рогам получишь! — не выдержал Бубен, повернув ко мне свое лицо, и я ответил с великолепно, как мне казалось, разыгранным презрением:
— Я лишь украсил ваше выступление, маэстро, чтобы слушатели не сдохли от скуки.
— Мы пить будем или нет? — не выдержала Светуля, и тряхнув гривой крашеных волос, добавила: — Вот мужики, им бы только микрофонить, что за столом, что в койке…
Н-да, не даром общаги медучилища славились на весь Средневолжск своими обитательницами, и Светуля, надо сказать, была не из последних знаменитостей этого бестиария…
Выпили. Мы, понятно, ухарьски, рисуясь друг перед другом и перед девушками, дамы наши — томно и задумчиво, как положено дамам. Потом закусили, чем Бабайский холодильник послал, и прислушиваясь к растекающейся по внутренностям теплоте, завели традиционный застольный разговор на всякие темы.
Я все же стеснялся и все время старался отводить взгляд, под разными предлогами смотрел то туда, то сюда, но долго так продолжаться не могло Наташа сидела прямо напротив меня, и вот, набравшись храбрости, я взглянул на нее. И чуть не подавился! Смотрит! Она на меня смотрит! И все теми же прищуренными, безумно привлекательными глазами! Слепой амур в меня пустил стрелу и…
И снова налили. А потом еще и еще, и первая бутылка водки кончилась. Всем уже захорошело, причем изрядно, Светуля долбанула к тому моменту уже пузырь сухача и тоже приблизилась к нашей кондиции, говорили уже все и обо всем, Бабай позвал всех курить на кухню, но Ольга с Наташей не курили, и мы отправились вчетвером.
По дороге через коридор я чуть прижал хозяина квартиры к стене и прошипел ему в ухо:
— Наташка — моя, понял!
— Ни хрена подобного. — покачал головой потомок соратников Шамиля: — Я же Бубна просил ее позвать! Для себя!
— Во! — я показал Бабаю фигу: — Говорю тебе — она моя!
— Спорим? — по-восточному сузив глаза, завелся Бабай.
— Спорим. — по-идиотски растопырив свои, согласился я.
— На что?
— На Наташку, конечно!
— Нет, понятно, что на Наташку. А как спорим?
— Эй! Вы чего там? — Бубен выглянул из кухни. Бабай оживился:
— Вовян, иди сюда! Разбей. Мы спорим, что если вот он залпом выпьет… кувшин сухача, то берет себе Наташку. А если нет, то я… беру. Ик.
Про кувшин сухача никакого разговору не было, но водка ударила мне в голову, и я радостно сунул свою руку для ритуального пожатия. Бубен разбил, мы пошли на кухню, закурили, и посвятив Светулю, которая все же «свой чувак», в обстоятельства спора, начали обсуждать нюансы.
Решили так: Бубен наливает в литровый стеклянный кувшин с эмблемой «Олимпиада-80» на боку сухач, я его выпиваю весь, но не залпом, а с перерывами, однако быстро, за две минуты. Если не уложусь во время — я проиграл. Если успею — проиграл Бабай.
Мы вернулись в комнату, где скучали наши подруги, я очередной раз обжегся о дивный взгляд Наташи, которая смотрела на меня практически неотрывно, но за все время так и не сказала ни одного слова, Бубен тем временем залил желтоватого вина в кувшин и протянул мне:
— Держи. Засекаю время. Раз, два, три… Начинай!
Я припал к краю кувшина и глубокими глотками начал вливать, вталкивать, впихивать в себя кислый сухач. Поначалу все шло, как по маслу, и я довольно бодренько выхлебал треть кувшина, перевел дух, и чуть медленнее отпил еще, дойдя до половины. Тут подлое изделие мадьярских виноделов шибануло мне в нос, и пришлось вновь прерваться. Желудок был полон, причем полон был еще до того, как я начал свой беспримерный «запив», в нем были еда, водка, компот-запивалка, а теперь влилось еще и поллитра вина. Принимать еще столько же божественного напитка он отказывался, мало того, он, собака, норовил исторгнуть из себя уже принятое и вроде как усвоенное.
— Я водички… попью! — кивнул я в сторону кухни.
— У тебя еще минута. — напомнил Бубен, мстительно ухмыляясь, а его зеленоватые глазки точно говорили мне: «Не хер было тосты мои комментировать! Мучайся теперь».
Я, а следом за мной вся веселая компания, прочапали на кухню, я отвернул кран, тупо поглядел на текущую воду, соображая, что делать. Вообще-то я думал, что водички попить пойду один, и смухлюю, отолью часть вина в раковину. Однако план мой рухнул, надо было держать марку, тем более что из-за острого Ольгиного плеча на меня все так же пронзительно и зовуще смотрели Наташины глаза. И я решился!
Не понято зачем, я сунул кувшин с вином под кран, долил воды, и принялся пить. Разбавленный «Рислинг» «шел» куда легче, но зато по объему его стало гораздо больше. Я выпил две трети, снова сунул кувшин под кран, опять припал к его краю, точно умирающий от жажды странник в пустыне… Короче, я все выпил. И уложился в две минуты, «тика в тику». Бабай проиграл. Наташка стала моей. Только она об этом не знала. Но это было уже не важно…
Потом мы вернулись в комнату. Потом еще выпили. Кажется, собрались танцевать… Кажется, что-то произошло и танцы не получились… Пошли гулять зачем-то…
Помню еще улицу, заснеженную и темную. Я сижу на скамейке в каком-то дворе, рядом кто-то мнется и уговаривает меня: «Вставай, менты идут! Заберут же…»
И снова улицы, потом, вдруг — освещенное огнями крыльцо Дома Культуры. Рожи какие-то, чайная чашка, в ней водка. Выпил. Кричу: «Не хочу из чашки, буду из горлА!»
Чекушка в руке. Пью. Блюю. Падаю. Провал…
Следующее включение: трое ведут меня домой. Я падаю. Меня поднимают. Все трое — девчонки. Узнаю Светулю (А Бубен-то где?) и Ольгу (А где Бабай?). Третий женский образ тает в алкогольной дымке. Провал…
Родной подъезд. Я прислонился к двери и пытаюсь нажать на звонок. Не попадаю. Никак. Слов нет, только слюни. Открывается дверь. Проваливаюсь в теплое пространство отчего дома, опираюсь о стену (как мне кажется). Прислоняюсь к стене щекой.
По стене ко мне идет мама с огромными от удивления и ужаса глазами. Мой мутный мозг озаряет: лежу на полу.
Начинается допрос — где, с кем и почему. Слов, повторяю, нет, одни слюни. Вброшен в койку. Провал…
На следующее утро я проснулся и понял, что зря. Лучше бы я умер во сне. Слава Богу, тазик мне подставили. Никогда в жизни, никогда, честное слово, я так долго и мучительно не блевал! Сперва вчерашней едой и пойлом, потом сегодняшним желудочным соком, потом просто желчью. Выпил бутылку минералки, и она тут же вышла из меня. Пеной. Мне казалось, что я похож на работающий огнетушитель.