Год тигра и дракона. Осколки небес
Шрифт:
– Государь!
– отчаянно взвизгнул гангстер и, змеей выскользнув из рук копов, снова пал ниц, вжимаясь лбом в бледно-голубой линолеум, а потом завопил на всю клинику.
– Государь! Измена! Этот человек, это он подговорил меня, это он! Стража! Измена!
И стартовал, прямо как марафонец, с колен – вперед, в сторону дверей. Что оставалось делать детективу? Только прыгнуть беглецу на спину.
– Слуга cпасет государя! Слуга предупредит... слуга успеет... он искупит грех...
Справиться с невменяемым зачастую куда
– За ним!
– проорал детектив Пэн.
Копы бросились следом,точно два гончих пса. Оскандалиться с допросом в лечебнице, конечно, плохо, но выпустить на улицы буйного психа – гораздо более серьезный проступок. К счастью, полоумный Ху Минхао не додумался отобрать у полицейского его оружие, но история с побегом все равно грозила крупными, очень крупными неприятностями для виноватых детективов.
23 – с 1.00 до 3.00 ночи.
24 – с 5.00 до 7.00 утра.
25 – классик китайской литературы, автор «Троецарствия»
Поднебесная, 206 год до н.э.
Сян Юн
Чуский лазутчик зря опасался за свою шкуру. Вести, которые он принес вану-гегемону Западного Чу, были добрыми. Во всяком случае, услышав их, Сян-ван облегченно вздохнул и, кажется, даже испарину со лба смахнул.
– Значит, супруга моя, благородная Тьян Ню, находится в лагере Лю Дзы? – переспросил он.
– Так точно, государь!
– гаркнул солдат, но потом сам себя поправил. – Своими глазами не видел, врать не буду, но люди говорят, там она. При особе Хань-вана обретается, записывая все его деяния, а живет в личном шатре под охраной и с прислугой. Никто обиды ей не чинит, а дядюшка Сунь Бин оставлен личным телохранителем. Так все говорят.
– Добро, если эти люди не врут, – вздохнул Сян Юн.
Он-то больше всего опасался, что его небесная дева бродит по дорогам Гуаньчжуна без защиты и покровительства, одна-одинешенька.
– Держи за службу!
– и протянул дозатчику нефритовую подвеску. – И гляди там, сразу в кости не проиграй.
– Конечно. Лю Дзы не такой дурак, чтобы обижать посланницу Шан-ди, - фыркнул Чжунли Мо, глядя, как везунчик выползает из шатра прочь, пятясь задом. Солдату он люто завидовал, ибо отлично представлял, какая именно мысль посещает в этот миг буйную голову Сян Юна.
– Итак, могучие воины, есть ли средь вас доброволец, желающий отправиться послом к моему названному братцу Лю? – спросил он, оглядывая склоненные головы приближенных.
В грянувшей тишине
– Это смотря какое послание придется везти, - проворчал советник Фань Цзен.
– И насколько твердо вы готовы стоять на своем, государь.
Он давно и настойчиво предлагал шантажировать Лю Дзы его женой-хулидзын. Мол, это же такой удобный шанс прижать подлого черноголового поганца к ногтю. Отчего бы не припугнуть, что готов сварить суп с лисятиной, например.
– Какое напишу, такое и повезете, уважаемый Я-фу.
Я-фу,то бишь «вторым отцом», Сян Юн часто называл его на людях, но без малейшего намека на предполагаемое огромное пoчтение. Слишком уж часто Фань Цзэн пытался вертеть «сыном»,точно безвольной куклой. Из самых благих побудений, разумеется.
Первый советник, как всегда, принялся отнекиваться:
– Я уже стар для таких великих дел. В Поднебесной полным-полно талантливых людей...
– Я тоже так подумал, - оборвал его Сян-ван. – Ли Лунь, тащи кисть и тушечницу! вы, соратники, найдите мне подходящего человека для столь ответственного дела.
– Которого не жалко, – шепотом добавил Цин Бу.
К тому времени, когда ван-гегемон положил на подставку кисточку и снова перечитал послание, адресованное Лю Дзы, смельчак нашелся.
– И только если Хань-ван заартачится или прикинется дурачком, как он умеет, напомнишь, что его жена находится в моем лагере исключительно в качестве почетной гостьи и родственницы. И не забудь описать, какой заботой окружена уважаемая Люй-ванхоу, – молвил Сян Юн, вкладывая свиток в протянутые руки немолодого посла.
– Всенепременно, - бодро заверил тот.
Слишком уж бодрo для чуского ветерана. Так или иначе, но Сян-ван приказал выслать ему вослед сопровождающих. Чтобы не сбежал, устрашившись неизбежного гнева Хань-вана.
– Вот и поглядим, насколько милосерден этот человек, - подал голос Цин Бу.
– Иногда умного человека принимают за слабака только потому, что он не спешит являть миру жестокость своей натуры. Слабости же дурака, будь то жалость или простодушие, никому впрок не идут. Милосердие должно быть осмысленным и иметь какую-то далеко идущую цель.
Велеречивое ворчание Я-фу oбычно мало кто замечал, но в последнее время слух у Сян Юна прорезался прямо-таки волчий. Он вдруг научился понимать намеки, что по его личному мнению было знаком скорогo приближения старости.
– Чего-чего? Повторите, пожалуйста, Я-фу, что вы там сказали?
Тот повторил, рассчитывая, что Сян-ван не посмеет поставить ему в вину скрытый подтекст.
– Я умным никогда не был и таковым даже не пытался прикидываться, дорогой мой «второй отец», - молвил тот и аж зубы оскалил от едва сдерживаемoй злости.
– Видимо, потoму и жестокость являл, где надо и где не надо. По обстоятельствам. Ровно как и милосердие. Как в случае с Люй-ванхоу.