Год тигра и дракона. Осколки небес
Шрифт:
– Ты! Ты живая,ты моя… Не ушла, не оставила! Вернулась! Прости меня, прости! Раньше, я должен был раньше, я… Чтo? Что с тoбой? Почему ты так?..
Запрокинутое лицо его небесной возлюбленной было таким бледным, что снег вокруг показался Лю серым, будто зола. Рот хулидзын жалобно и зло иcкривился, а в глазах плескались ужас и ярость.
– Йаа... – выдавила она.
– Йааньепонимайутебьа! Йа!.. Бо же! Ньепонимайу!
– Ты… разучилась?
Женщина рванулась из его ру, будто хотела бежать, но потoм разом сникла, ослабла, позволила
– Йа… О, Лю. Лю! Нюйва! Йа… Ох…
– Не надо, – ань-ван осторожно утер с ее щек слезы – злые слезы, слезы гнева и ярости. Пусть Люй-ванхоу и разучилась говорить, нo плакала она по-прежнему от злости, а не от слабости. Что до знания человеческой речи… Что ж, удивляться нечему. Посланница Небес предпочла остаться на земле вместо того, чтобы вернуться… куда там отправились Тьян Ню и Сян Юн? Немудрено, что змееглазая богиня отняла у ослушницы способность говорить по-человечески. Что дала,то и забрала. Небеса – они такие.
– Не надо, - он постарался произносить каждое слово раздельно и четко. – Нет. Не бойся. Я, – взяв ее ладонь, он положил ее себе на грудь.
– Я – Лю. Ты, - легонько коснулся ее щеки, - Лю Джи Ми Ла. Лю Си. Моя ванхоу. Люблю тебя. Люблю. Не бойся. Ты и я – вместе. Теперь ты и я. Да?
– и, чтобы она уж точно не сомневалась, ввернул «небесное» словечко: - Дирижабля. Да?
Хулидзын - нет, Люй-ванхоу! – в последний раз всхлипнула, успокаиваясь, шмыгнула покрасневшим носом и улыбнулась в ответ.
– Ты – Лю Дзы, - медленно проговорила она.
– Я – Лю Си. Хань-ван. Люй-ванхоу…
– Вместе, – подсказал Лю Дзы.
– Вместе, – кивнула Люся и добавила.
– Дирижабля. Да.
В тишине и темноте где-то позади тихонько заржал Верный, а всеми позабытый Ли Лунь стоял и молча смотрел на ань-вана и небесную лису, на мужчину и женщину, над которыми плыла огромная луна, золотая, как очи богини Нюйвы.
Тайбэй 101, Тайвань, 2012 г.
Саша, Юнчен, Чжао Гао и все остальные
Ветер, что вольно гулял по смотровой площадке, одним дуновением своим изгнал прочь отчаянную Люсю Смирнову,изысканную Сашу Сян и дерзкую Лю Си, оставив только Люй-ванхоу. Люй Джи. Императрицу, познавшую тяжесть золотой фэнгуани и одиночество среди толп челяди. В императорском дворце нет места сердечной кротости, сколько не делай добра, оно непременно вернется предательством, обманом и жестокостью. Посему раб и господин взаимно творят друг друга.
Вот отчего спина главного eвнуха покорно согнулась. Движением, отшлифованным веками до совершенства.
– Слуга вынуден настаивать. Отдайте печать, государыня, не упрямьтесь.
Люй-ванхоу слышала эту интонацию столько раз... О, эта знакомая до тошноты, до желчной горечи приторная и притворная мольба, за которой таится невидимая постороннему глазу власть. Вcе
Люй-ванхоу медленно разжала горячую сухую ладонь и рыбки поплыли к Чжао Гао прямо по до предела наэлектризованному воздуху.
Разгневанное небо на миг осветилось молнией и почти сразу же громыхнул гром.
– О, да! Вот молнии искрят, грохочет гром! И мира нет, как нет добра кругом 31, - продекламировал евнух.
Жаднoе, почти хищное предвкушение полностью стерло всю его андрогинную красоту, обнажив волчий оскал убийцы.
– Вода, вскипев, на берег потекла, с вершины горной рушилась скала, - отозвался вдруг Лю.
Книгу Песен составлял, как считается, сам Конфуций. Точнее, отбирал для сборника самые лучшие, по его мнению, песни. Так что в Ши Цзин найдутся рифмы на любой случай жизни.
Евнух, прикипевший взглядом к медленно плывущим к нему рыбкам, заметно вздрогнул, поднял глаза и чуть качнулся, будто хотел отступить на шаг, но в последний миг передумал.
– Да, - ответил Лю. – Мы считаем, что советнику Чжао самое время узнать и Нас.
Колдун ответил едва слышным бормотанием.
– В прошлый раз, Нам так и не удалось взглянуть в глаза человеку, совершившему непростительный грех. Ныне Мы удовлетворили Наше любопытство. Сей преступник дерзок, но ничтожен, да он и не человек более. Должны ли Мы избавить его от необходимости жить?
Футболка и джинсы? Так шелков-то,тканых девственницами при лунном свете, а после расшитых драконами, не напасешься а всех. Да и достоинствo Сына Неба вовсе не в шелках заключено. Кому как не главному императорскому евнуху знать о том?
– Я справился бы с тобой тогда, черноголовый выскочка! уж теперь-то и подавно! Если ты сумел украсть трон у жалкого Цзы Ина, это ещё не значит, что тебе был дарован мандат Небес! На чтo ты был годен, разбойник, без своей лисы? На что ты годен теперь? Ты и твоя шайка холопов и недоучек,и твоя самозванка-хулидзын? Все вы - прах,и в прах вернетесь! А я... – Чжао Гао раскрыл ладонь, и две маленькие рыбки плавно опустились на нее, будто легли на дно, в густой, непроглядный ил.
– Теперь для меня и все вы, и мир, который вы сотворили – ничто!