Год в Касабланке
Шрифт:
Свойства дурмана известны со времен испанской Конкисты. Первыми это растение в Европу привезли сами конкистадоры вместе с томатами, картофелем, стручковым перцем и табаком. Дурман не нашел кулинарного применения, но понравился ведьмам, которые использовали его для своих заговоров.
Они приготавливали из цветков растения мазь, которую накладывали себе на лоб или на кожу внутренней поверхности бедра. Чтобы мазь быстрее впитывалась, ее втирали в кожу рукояткой метлы. У ведьмы появлялось ощущение полета, после чего она засыпала. А когда она просыпалась через несколько часов, то была в
Я строго-настрого запретил Ариане дотрагиваться до этого растения, которое росло у нас по всему саду и во дворах. Оно хорошо прижилось в богатой красной африканской почве. Одного взгляда на экзорцистов было достаточно, чтобы убедиться в силе действия дурмана. Я прошел по библиотеке и попытался растолкать их.
— Они не с нами, — сказал «сутенер».
— Дурман очень крепок, — промямлил я.
— Им это известно, — ответил он. — Они специально приняли его, чтобы попасть в мир джиннов.
Вечером экзорцисты вернулись к жизни и потребовали есть. Они сказали, что их нужно хорошенько кормить, если мы хотим, чтобы они выполнили свою работу. У меня появилось чувство, что они были просто жуликами, случайными людьми, набранными «сутенером», не возражавшими против того, чтобы подзаработать. Кухарка приготовила два блюда кускуса с мясом и велела Хамзе отнести их в библиотеку. Она боялась сама подходить к экзорцистам, поскольку слышала, что они взглядом могли остановить сердце.
Когда Камаль появился вечером в доме, я поделился с ним своими подозрениями.
— Мне кажется, что эти люди — мошенники. Не следует ли нам прогнать их?
Он ужаснулся.
— Не смейте так говорить.
После обильного ужина экзорцисты накурились до дури, выпили несколько литров мятного чаю и снова завалились спать.
Я поинтересовался у «сутенера», когда они приступят к изгнанию джиннов.
— Они уже приступили, — сдержанно ответил «сутенер».
— Ничего подобного! Они нас обманывают! Они ничего не делают!
Камаль отвел меня в сторонку и повторил:
— Не говорите таким тоном, проявляйте к ним уважение.
Я успокоился и оставил всю эту команду спокойно досыпать. Тем временем Ариана подружилась с козлом. Я надеялся на то, что эта дружба вряд ли продлится долго. Дочка давала ему морковку, гладила по мягкой черной шерсти и отказывалась идти в постель, если козлик не ложился рядом с ней.
— Мы лучше дадим ему поспать, — сказал я. — У него завтра трудный день.
— Я люблю моего козлика, — прошептала малышка.
На следующее утро я проснулся ни свет ни заря, разбуженный шумом в трущобах. Хамза постучал в дверь и попросил, чтобы я немедля вышел. Я натянул на себя одежду и вышел на главную дорогу. Бульдозер вернулся. Рядом с ним стоял мужчина в очках в проволочной оправе. В руке чиновник держал блокнот. Его окружала разъяренная толпа. Мужчина подавал сигналы бульдозеристу, чтобы тот начинал сносить лачуги.
Ситуация выходила из-под контроля. Наш дом был полон экзорцистов, а бидонвильбыл на грани бунта. И, как назло, откуда ни возьмись появились фанатики со своей палаткой. Они подошли к побеленной мечети и оттолкнули морщинистого
13
Государственный переворот (фр.).
Хамза похлопал меня по плечу и закричал:
— Быстрее, скажите чиновнику, чтобы не трогали наши дома! Он вас послушает.
— Думаю, что не послушает.
— Пожалуйста, мсье Тахир.
Чиновник удивился, когда я подошел к нему и объяснил, что живу в центре трущоб.
— Вы не можете сносить эти дома, — сказал я ему.
— Мы обязаны, — ответил он, постукивая ручкой по блокноту.
— Если вы будете делать это, то вызовете гнев многих людей. Они что-нибудь сотворят. Они даже могут побить вас.
Раздосадованное выражение исчезло с чиновничьего лица. Он казался теперь хорошим честным человеком, только неопытным.
— Ситуация взрывоопасная, — продолжал я.
— Вы так считаете?
Я показал на толпу. Она загудела так, словно только и ждала этого вопроса. Чиновник убрал блокнот в свою сумку и махнул бульдозеристу, чтобы тот уезжал.
Экзорцисты проспали все утро до обеда. Проснувшись, они потребовали у кухарки еды и послали сторожей за сигаретами, а затем попросили Камаля принести им бутылку водки. Мне было трудно в это поверить, но все их просьбы беспрекословно выполнялись.
На закате я отправился к «сутенеру», который почти весь день просидел без дела, и приказал ему немедленно приступить к изгнанию джиннов.
— С этим нельзя спешить, — сказал он.
Я достал купюру в сто дирхамов и пошелестел ею в руке, как сухим листом. Увидев деньги, он хлопнул в ладоши. Экзорцисты вскочили на ноги. «Сутенер» прокричал несколько слов по-арабски.
И изгнание джиннов началось.
«Сутенер» надел свою чалму с позолотой и приказал Хамзе открыть все двери и окна в доме как можно шире. Хамза позвал Османа и передал распоряжение ему. Осман же, в свою очередь, перепоручил все Медведю. А тот отдал распоряжение садовнику. Будучи в самом конце цепочки, садовник оказался лишенным выбора. Он ушел, а сторожа встали рядом с экзорцистами.
— Сейчас начнется, — тихо сказал Осман.
Но еще до начала процесса изгнания члены братства Иссавы надели на себя белые хлопчатобумажные джеллабыи медленно пошли по дому. Они разбились на группы по три-четыре человека и шли на цыпочках, ненадолго останавливаясь в каждом углу, прежде чем по диагонали отправиться в другой.
— Что они делают?
— Они ищут сердце дома, — сказал Камаль.
— А ты откуда знаешь?
Камаль посмотрел в сторону.