Годы и дни Мадраса
Шрифт:
Я вышла на улицу. Свежий морской бриз играл перьями пальм. В темноте наступившего вечера ярко светились окна дома журналиста Кришнамурти, где лукавый толстяк бросал розовые лепестки в бесстрастное лицо каменной богини, где старая брахманка в надежде на будущее блаженство подвергала себя добровольному заключению и где Кришна и Сароджини передали привет космонавту Терешковой.
Никто не назовет гуру Шастри ортодоксом. Он просто хранитель ритуальных таинств и священных знаний. Гуру не боится «оскверниться». Его заплывшие глазки доброжелательно смотрят на любого «низкорожденного». И гуру любит рассуждать о равенстве.
— Все люди равны перед богом, — говорит он.
— А как насчет тайны священных знаний? — спрашиваю я.
— Это привилегия брахманов, данная им богом.
— Значит, равенства в знаниях
Гуру задумчиво чешет за ухом. Потом вынимает из волос розу и нюхает ее.
— В знаниях — нет, — решительно говорит он. — В остальном — да.
— Если нет равенства в чем-то одном, то его не будет и в другом.
Внимание гуру теперь целиком поглощено розой. Он делает вид, что не слышал моих слов. Наконец он отрывается от розы.
— Я за равенство, но то, что принадлежит брахманам, должно принадлежать им.
Храм в Адьяре тоже принадлежит брахманам. Он построен недавно. К святилищу примыкает небольшой крытый павильон. У этого храма я оказалась новогодней ночью. Там шла праздничная пуджа. Около каменного изваяния Вишну в святилище «колдовал» жрец. Он с трудом сгибал жирную спину. Видимо, мешал толстый живот. Когда жрец обернулся, я узнала гуру Шастри. Два его помощника-брахмана разбивали перед Вишну кокосовые орехи. Под резкие звуки храмовой трубы и гулкие удары барабанов гуру сыпал на каменные плечи Вишну розовые лепестки. Потом двери ярко освещенного святилища закрылись и в храме наступил полумрак, который бывает в театральном зале после того, как опустят занавес. Три брахмана теперь общались с богами, и никто не знал, что происходит за этой закрытой дверью. Простые низкорожденные с благоговением ждали появления этих таинственных посредников. Неожиданно распахнулись двери святилища, пламя светильников заиграло на стоящих впереди людях, полуобнаженная фигура Шастри склонилась перед каменным богом, и зазвонили храмовые колокола. Звон поднимался к черному душному небу и плыл над узкими уличками Адьяра. Младший жрец вынес светильник, и десятки рук, ладонями вниз, потянулись к пламени. Двери закрылись, занавес упал, и новогоднее представление кончилось. Но рядом начиналось другое. Однако главными действующими лицами здесь были не брахманы.
На возвышении просторного, наспех сделанного помоста сидели два больших артиста Мадраса: Вишванатх — флейтист и Ранганатх — таблист и певец. Их мать, старая храмовая танцовщица, склонив седую голову, не отрываясь смотрела на сыновей. Многочисленные слушатели разместились прямо на полу, а вдоль стен в креслах восседали именитые, хорошо откормленные брахманы. Их надменные глаза равнодушно скользили по сидящим внизу людям и на какое-то мгновение задерживались на помосте с артистами. Дваждырожденные перебрасывались английскими фразами и лениво жевали бетель. Вишванатх поднес к губам простую бамбуковую флейту, и искристое серебро древней мелодии полилось в притихший зал. Флейтист исполнял один из старинных гимнов Вишну. Звуки то плавно текли, как спокойный лесной ручей, то разбивались, как волны моря, на тысячу трелей-брызг, то замирали где-то в отдалении и, жалуясь на что-то, вновь возвращались, полные силы и жизни. Старая танцовщица, отбивая ладонью такт, одобрительно кивала артисту. Но тот уже ничего не замечал. Серебряные струи звуков мягко подхватывались ритмами табла и растворялись в низком выразительном голосе певца. Звуки флейты росли, ширились и рвались туда, где сквозь небрежно крытую крышу пандала светились крупные яркие звезды. Музыка захватывала и околдовывала людей и заставляла отзываться на каждую ноту древнего странного гимна. Брахманы перестали жевать бетель и покачивали тяжелыми узлами волос в такт мелодии, сидевшие на полу застыли в неподвижных позах, и только старая танцовщица продолжала отбивать ритм ладонью.
Флейта последний раз скользнула по губам Вишванатха и, зажатая тонкими пальцами, опустилась. Последние ее отзвуки потонули в шуме аплодисментов и хвалебных криках. Вишвапатх улыбнулся и вытер пот со лба белоснежным платком. Старая танцовщица обвела зал выцветшими глазами, и горделивая улыбка скользнула по ее иссохшим губам. Пожилой брахман, поддерживая одной рукой дхоти, тяжело взобрался на помост и надел на музыкантов гирлянды из розовых лепестков. Те склонились в приветственном поклоне.
Постепенно гасли светильники, последние кокосовые орехи были разбиты в
Когда в городе праздник
Праздники… Праздники индусские и мусульманские, праздники христианские и сикхские, праздники общеиндийские и южноиндийские, праздники тамильские и только мадрасские, храмовые праздники и праздники в честь местного божества. Они обрушиваются на город каскадом огней и иллюминации, ревом труб и стуком барабанов, всплесками фейерверков и взрывами хлопушек, красочными процессиями и звоном колоколов, буйством танцев и исступлением молитв.
В августе город отмечает праздник в честь бога мудрости Ганеши. Бог с головой слона и маленькими улыбающимися глазами не только мудр, но и устраняет всяческие препятствия с вашего пути. Поэтому так многолюдно ясным августовским днем в храме Ганеши на приморской улице. Толпы празднично одетых людей текут по улице. Вокруг храма плотным кольцом сидят продавцы цветов. Тут же на земле расставлены глиняные статуэтки почитаемого бога. Глина сырая, и, когда берешь фигурку в руки, она легко поддается под пальцами. В толпе во всех направлениях плывут цветные гирлянды бумажных зонтиков. Это зонтики для Ганеши. Если покупаешь глиняного Ганешу, надо обязательно приобрести зонтик. Зонтик втыкают в глиняную спину бога, предохраняя его от солнца. Почти каждый несет Ганешу с цветным бумажным зонтиком.
В святилище храма стоит большой каменный бог. Его хобот мирно покоится на скрещенных ногах, а улыбчивые глаза мудро смотрят на людей, бьющих у его ног кокосовые орехи. Орехи раскалывают, и кокосовое молоко обильно заливает темные плиты. Шлепая по лужам босыми ногами, люди устремляются туда, где стоят изображения девяти планет. Надо обойти планеты девять раз, и ваше задуманное желание сбудется! Мудрый Ганеша, задобренный кокосовыми орехами, позаботится об этом. Желаний у мадрасцев очень много, и поэтому весь день не иссякает очередь около девяти планет. А бог со слоновьей головой насмешливо щурит маленькие глазки, ибо только он один знает, чьи желания сбудутся, а чьи нет. Вот, осторожно переступая лужи, пробирается к планетам ростовщик с соседней улицы. Толстый, как и у бога, живот нависает над дхоти. Ганеша устранит все препятствия на его пути, потому что ростовщик разбил перед богом десять орехов. Тонконогий рикша, оставивший свою коляску перед входом в храм, пожертвовал только один орех. Каменный бог не знает, что рикша потратил на этот орех половину своего дневного заработка. Желания рикши исполняются очень редко. Но он не теряет надежды и каждый год терпеливо ждет своей очереди у девяти планет, где бог насмешливо щурит каменные глаза.
Весь день не убывает толпа около храма Ганеши. Весь день по улицам города идут люди, бережно неся глиняные фигурки с бумажными зонтиками. Они заполняют набережную и подолгу стоят, любуясь удивительным мадрасским закатом. У самого горизонта по оранжево-пурпурному небу плывут черные тучи. Пурпур растет, размываясь по краям, и вдруг неожиданно выбрасывает семь розовых лучей. Они расширяются, их цвет становится ярче, и начинает казаться, что по малиновому небу тянутся голубые лучи. Постепенно неистовый малиновый цвет смывает с неба голубую краску, та гаснет и исчезает, и теперь только один цвет царит над городом. Малиновый отблеск ложится на улицы, дома, людей, на глиняные фигурки Ганеши. И только в океане голубой цвет продолжает бороться с розовым. Силуэты кокосовых пальм резко чернеют на фоне малинового неба и розово-голубого океана. Наконец малиновый цвет, исчерпав себя, начинает меркнуть, превращается в розовый и, смешавшись с голубизной неба, спускает на землю сиреневые сумерки. Только на горизонте еще долго горят красные угольки потухающей зари.