Годы и дни Мадраса
Шрифт:
В Мадрасе говорят: «школа Баласарасвати». Такая школа существует в действительности, и расположена она на территории музыкальной академии. Это просторный зал, крыша которого покрыта пальмовыми листьями. Баласарасвати сюда приходит каждый день, садится в плетеное кресло, придирчиво осматривает собравшихся здесь девочек и девушек и подает знак. Рядом с ней располагается Лакшми. Баласарасвати недовольно щурит на нее узкие глаза, но понимает, что без Лакшми ей не обойтись. Дочь год от года все тоньше чувствует бхаратнатьям и разбирается в нем лучше, чем в политике или истории. Она редко говорит, но ее советы мать безоговорочно принимает. Две девушки выходят вперед и становятся перед Баласарасвати в
— Готовы? — спрашивает Баласарасвати и, отбивая такт ладонью, начинает петь. Сильный и выразительный голос знаменитой учительницы передает все драматические оттенки происходящего действия. Она совсем не похожа на строгого и жестокого Кандаппана. Она ведет репетицию доброжелательно, спокойно и даже, кажется, рассеянно. Баласарасвати ласково поглядывает на танцующих, одобрительно кивает, если получается хорошо, мягко подсмеивается над теми, чьи старания не приносят желаемых результатов, и никогда не сердится. Она особенно внимательна к младшим. В обращении с ними ей никогда не изменяет чувство юмора. Иногда ей приносят бетель, и она, не выпуская его изо рта, продолжает петь. Ее пение — единственный аккомпанемент во время занятий. Иногда ее взгляд становится задумчиво-отсутствующим, пение теряет выразительность. Танцующие удивленно переглядываются. Тут-то и начинается самое главное.
— Разве так говорят о любви? — неожиданно спрашивает Баласарасвати. — Смотри внимательно.
Выражение рассеянности мгновенно исчезает с лица учительницы. Оно неузнаваемо преображается, и молодая влюбленная, полная жизни девушка смотрит на незадачливую ученицу. Потом девушка вновь превращается в немолодую женщину, уставшую от долгой репетиции. От внимания Баласарасвати ничего не укрывается. Ни движения, ни настроения, ни озорство учениц. Она успевает подмечать все вокруг. Вот во дворе школы появляется кто-то из знакомых. Баласарасвати, не прерывая пения, подходит к окну, смотрит пристально на идущего, а потом неожиданно очень верно и смешно передразнивает его походку. Все смеются.
— Долгое напряжение убивает чувства, — говорит она. — Всегда нужна разрядка. — И снова строго поглядывает на танцующих.
Репетиция продолжается. Кончается она всегда неожиданно. В середине какой-нибудь сцены Баласарасвати внезапно поднимается и говорит:
— Пошли.
Это означает, что сегодня ученицы больше уже ничего не смогут сделать. Баласарасвати никогда не тратит лишних слов. И никогда не задерживается после репетиции. Она и так провела на занятиях целый день. С 9 утра до 6 вечера. Музыкальная академия оценивает такой день всего в 25 рупий. 25 рупий — стоимость дорогого билета на концерт Баласарасвати.
По вечерам, когда ярко освещаются залы музыкальной академии, дочь девадаси Баласарасвати выходит на сцену. Большим усилием воли она стряхивает с себя усталость, подает знак музыкантам, и на подмостках каждый раз совершается чудо абинайяма, которое под силу только великому творцу и артисту.
Сад в Адьяре
— Так, значит, вы русская, — сказал господин Дораб.
— Да, — подтвердила я еще раз.
— И мадам Блаватская — ваша соотечественница?
— Конечно.
— Так, так, — широко улыбнулся господин Дораб. — Вы интересуетесь нашим обществом?
— Интересуюсь.
— Это, наверное, из-за мадам Блаватской?
— Нет, не только. Я интересуюсь многим, что связано с этим городом.
— А… — несколько разочарованно протянул господин Дораб и посмотрел в окно маленькой конторы, в которой мы сидели. За окном среди берегов, поросших казуариной, плавно текла
— Так что же вы хотели бы знать о нашем обществе? — обернулся снова ко мне господин Дораб.
— Все что можно. Я ведь ничего о вас не знаю.
— Странно, — задумчиво сказал секретарь. — Хотя, конечно, нет, — возразил он сам себе. — Вы ведь запретили деятельность общества в своей стране. Вы не скажете почему? — зеленые глаза господина Дораба вопросительно смотрели на меня.
— Я даже не знала, что оно у нас было, — сказала я.
— А все-таки вы, русские, интересный народ, — неожиданно оживился мой собеседник. — Вот и Блаватская была русская. У вас, как бы это сказать точнее, открытый разум. Да, да, именно открытый разум. Просветленный. Вам очень многое стало доступным. Космос, например. Ваша наука сделала большие успехи и объяснила многое. А вот наше общество появилось тогда, когда наука была не в состоянии осмыслить некоторые явления природы. Да и сейчас немногое ей удается в этом отношении. Теософия же могла объяснять эти загадочные явления посредством религии.
— Что же может объяснить религия, как таковая?
— Ну, не сама религия, конечно, а те древние знания, которые она хранит. И не одна религия, а все. Ведь слово «теософия» означает «божественная мудрость». Мы стараемся собрать эту мудрость, используя все религии. Даже в атеизме есть своя мудрость. Но для нас теперь не это главное. Мы боремся за равенство во всем мире и всеобщее братство. Вы, русские, кажется, тоже этого хотите?
— Конечно, хотим. Но мы и сделали для этого немало.
— Согласен, согласен, — заторопился господин До-раб.
— А что сделало Теософское общество? — спросила я.
— Видите ли, — задумался секретарь, — мы готовим людей духовно к этому братству, воспитываем их.
— Как же вам это удается, если даже некоторые члены общества недостаточно воспитанны в этом отношении?
— А что такое? — встревожился Дораб.
И я рассказала ему о случае, который произошел со мной в библиотеке общества. Престарелая мисс, американка, работавшая в каталоге, не захотела дать мне на минуту карандаш, чтобы записать название книги. Она считала, что в библиотеку без карандаша не ходят. Мой карандаш, очевидно, выскользнул у меня по дороге. Какой-то индиец сжалился надо мной и предложил свой. А мисс, зажав крепко в руке карандаш, рассерженная, удалилась из каталога. Какое же здесь братство, если человеку жалко для другого карандаша?
— Да, — сказал секретарь, — она дама с характером. Не каждому удается проникнуться духом братства. Но тем не менее мы работаем над этим.
Мы распрощались с господином Дорабом довольно любезно.
— Прошу вас, — сказал он, — подумайте об обществе, мы ведь с вами не очень расходимся во взглядах. А русских у нас совсем нет.
Я обещала подумать.
Территория Теософского общества, утопающая в садах и зелени, раскинулась на несколько сот акров на берегу реки Адьяр. Адьяр — один из фешенебельных районов Мадраса. Теософское общество, основанное в прошлом столетии Еленой Петровной Блаватской, — своеобразный городок, живущий своей жизнью. На его территории расположены многочисленные здания жилых домов, отелей, учреждений, храмов, мастерских, школ. Каждая улица этого городка имеет название, связанное с деятельностью общества. Улица Блаватской, улица Основателей, улица Субрамания Айера, улица Арийцев, Сады Безант, Храмовая улица. Часть улиц залита асфальтом, некоторые чисто подметены и посыпаны песком. Целого дня недостаточно, чтобы осмотреть этот городок.