Годы испытаний. Книга 1
Шрифт:
В землянку вошел сияющий ординарец.
– И каких щей повар добавил - сплошное мясо! Два котелка налил, не пожалел.
– И он поставил котелки на стол. На поверхности плавала золотисто-красная пленочка жира.
– Не многовато ли будет по котелку на брата?
– весело блестя зубами, улыбался Поморцев, пододвигая котелок.- Давайте один на двоих… О, да вы тут живете, как дома, - сказал он, видя, как ординарец льет молоко в кашу.
– Хороша гречневая каша с молочком. Вы будто знали, что я приду, - мою любимую кашу сварили.
Пообедали. Разговор возобновился.
– Ты ведь тоже, Михаил Алексеевич, не безгрешен.
– Что ж, помогай, комиссар, - согласился Канашов.
5
Русачев был не в духе. Ему не понравился утренний разговор с Поморцевым, в котором он увидел попытку посягнуть не его авторитет… До этого был у него майор Харин со многими документами (Зарницкий заболел - опять сердечный приступ после контузии), Харин рассказал ему, что в полку Канашова служит талантливый журналист - политрук Куранда и что хорошо бы назначить его в дивизионную газету вместо не справляющегося с обязанностями молодого редактора старшего политрука Защепы. Комдив вспомнил, как ему на днях попало от члена Военного совета армии за то, что дивизионная газета превратилась в «похоронный листок», как он выразился, и что, кроме некрологов и сводок, перепечатанных из центральных газет, в ней нет ничего. Бойцы и командиры называют газету «Мухомор», до того она скучна и далека от жизни войск и задач, которые они выполняют, защищая Родину.
Русачев, поразмыслив, согласился с Хариным и хотел уже подписать принесенный им приказ о назначении редактором Куранды, но в последнюю минуту решил посоветоваться с комиссаром дивизии. Поморцев выслушал его и заявил, что он категорически против. Во-первых, он считал, что Защепа не такой уж безнадежный редактор, и признал, что в его плохой работе виновен сам; во-вторых, он доказывал, что брать кадры политработников из подразделений (где их, кстати, оставалось очень мало) - а он был глубоко убежден, что они несут основную тяжесть боя, - значит умышленно или нет ослаблять боевую стойкость войск.
Самолюбие Русачева было задето за живое. «И зачем я ударился в этот демократизм, советоваться полез?
– укорял он себя. ~ Подписал бы приказ - и точка: выполняй. Так нет же, дурак старый, покладистым дядей решил быть. А он, видишь, куда гнет: дескать на равных правах мы, а раз он против - попробуй теперь подпиши без его согласия…»
В довершение огорчений командующий армией генерал Кипоренко вызвал Русачева к себе и строго выговаривал ему за беспорядочный отход полка Муцынова, в котором он растерял весь транспорт и часть раненых. «Подожди, вот вернусь в штаб,- думал Русачев, - я ему покажу…» Генерал сообщил комдиву, что врагу удалось прорвать нашу оборону на участке северного соседа. Армия получила приказ отойти на новый оборонительный рубеж южнее Могилева - от Дашковки до Старого Быхова, по левому берегу Днепра. Чтобы обеспечить успешный отход, командующий решил оставить на флангах сильные заслоны. Дивизия Русачева находилась на левом фланге армии. Она должна была прикрывать направление Карачев - Рославль.
Кипоренко рекомендовал Русачеву оставить в арьергарде полк Канашова,
– Обстановка тяжелая и сложная… Вам, полковник, должно быть понятно: если немцы быстрее нас переправятся через Днепр, армия не выполнит приказа фронта. Отдайте Канашову всю артиллерию, танки и ваших саперов. Пусть сколотит несколько подвижных групп, а на труднодоступных для противника участках выставит небольшие заслоны до роты, которые займут жесткую оборону и должны стоять насмерть… - И, помолчав, сказал: - Я выделяю для поддержики боя арьергардов два артиллерийских полка.
Выйдя от командующего, Русачев понял: если Канашов не выполнит поставленную боевую задачу, то и ему несдобровать.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Испытание огнем
Глава первая
1
Канашов вошел. Комдив поднялся ему навстречу. За всю их совместную службу он впервые протянул ему руку.
– Садись, откушаем вместе, - пригласил он.
– Чем богаты, тем и рады… Проходи, проходи, будь как дома!
Адъютант ловко снял салфетку со стола, уставленного кушаньями.
– Может, выпьешь одну?
– Одну, пожалуй, - согласился изумленный Канашов.
Они сели за стол, как старые друзья после долголетней разлуки. «Что же произошло?» - пытался понять Канашов.
Не торопясь, они поели, поговорили о том, что делается на фронте, о погоде. Русачев предался воспоминаниям о старых добрых годах службы в кавалерии. А потом как бы между прочим приказал адъютанту принести карту. Расстелив карту на столе, пригласил Канашова садиться, что тоже было необычным: Русачев ставил задачи подчиненным только стоя и не допускал при этом никаких вольностей.
– Вашему полку надлежит оставить несколько подвижных групп на Друти и, находясь в арьергарде, прикрыть отход нашей армии за Днепр.
«Вот оно в чем дело, задача не из легких…» - понял Канашов.
– Я отдаю вам всю артиллерию и танки.
– А сколько их?
– Четырнадцать орудий и восемь танков. У танков, правда, маловато горючего, но…
«Армия отходит, ответственность за десятки тысяч людей ложится на меня, а он мне дает такие маломощные средства…»
Русачев встретил недоумевающий взгляд Канашова и торопливо добавил;
– Да ты не беспокойся! Командующий пришлет тебе артиллерии целый полк…
Канашов недоверчиво поглядел на комдива. «Когда припрет - ястреба сулят, а на деле и воробья не получишь».
– Командующий, товарищ Канашов, возлагает на вас большие надежды, это между нами говоря. Да и я тоже думаю - не подведете. Желаю успеха!
– И он крепко пожал руку командира полка.
Канашов вышел. «Задача очень сложная, но выполнять надо! Скажу Бурунову и Хромакову - пусть мобилизуют коммунистов и комсомольцев на прикрытие отхода армии»,- решил он.