Годы испытаний. Книга 1
Шрифт:
2
У Чепрака сегодня сплошные неурядицы. Пригласил к себе в блиндаж Таланову, хотел предупредить ее, чтобы она не встречалась больше с Жигуленко, так как комдиву сообщил об их встречах Харин. И тут некстати пришел Бурунов. Он понял, видно, это по-своему. Может, даже подумал: а не приударить ли задумал начальник штаба? Не иначе так подумал и сказал: «Хорошая девушка…» И Чепрак это понял как: «Ты с ней шашней не заводи. А на более серьезное нельзя и рассчитывать, ведь идет война».
Чепрак давно присматривался к Ляне, и она пришлась ему
Только ушел Бурунов, как тут же ворвался в блиндаж Заморенков. Этот старый козел, как он называл его за беспокойный характер, грозился доложить самому начальнику санитарной службы армии, обвинял в бюрократизме и бездушии, ругался на чем свет стоит. Но откуда он, Чепрак, возьмет ему транспорт для раненых, если при последней бомбежке и отходе с Друти они потеряли третью часть лошадей, повозок и несколько автомашин?
Вскоре позвонил Канашов:
– Вы почему не обеспечили эвакуации раненых?
Чепрак по голосу почувствовал, что Канашов сердит.
«Опять Заморенков нажаловался», - подумал он.
– Приготовьте мне данные о состоянии транспорта и доложите немедленно…
Затем позвонил комиссар Бурунов.
– Товарищ Чепрак, приглашаю вас на партийное бюро сегодня к двенадцати часам.
Встретившись в штабе, врач и снабженец заспорили.
– Это у тебя система!
– кричал Заморенков.
– Для разного барахла транспорт находишь, а для раненых нет! Я буду настаивать на партбюро, чтобы тебя исключили из партии. Какой ты коммунист? Люди у тебя на последнем плане.
– Да ты дальше собственного носа не видишь! Откуда я тебе столько машин и подвод дам? У меня боеприпасы остались…
И неизвестно, сколько бы длилась эта перепалка, если бы не пришел Канашов.
– Что за петушиный бой?
– И тут же обернулся к Чепраку: - Собрать ко мне всех комбатов и командиров рот… Ты чего, забыл о нашем уговоре - боевым опытом обмениваться?
Чепрак недовольно поморщился,
– Товарищ подполковник, ведь нам за двое суток надо в землю влезть с головой. А если уйдут командиры, темпы инженерных работ снизятся.
– Ну, хорошо, давай, по-другому! Чтоб через полчаса штаб с начальниками служб, комбаты и комиссары были здесь.
Канашов с усмешкой взглянул на Заморенкова, тот, комкая пилотку, собирался уходить.
– А мне зачем?
– спросил Заморенков.
– Ведь батальоном-то мне не командовать. Мое дело - людей в строй возвращать.
– Дельному учиться, Яков Федотович, всегда пригодится, Ты вот не думаешь командовать, а вдруг придется.
– Оно, конечно, все может быть. Да только не смогу я.
– Немцы не спросят, сможешь или нет. Прижмут - гляди, еще как командовать будешь: любой строевик позавидует.
Вскоре в блиндаж Канашова набилось полно народу. Подполковник поднялся.
– Товарищи командиры! Так, как мы воюем, дальше воевать нельзя. Много ошибок делаем. Правда, есть у нас и успехи… - Канашов оглядел командиров.
– То, что мы разгадали тактику устрашения, - успех! А вот бороться по-настоящему мы еще не умеем. Немец в психическую атаку идет или из автоматов сеет, а у новобранцев сердце в пятки. Снимет немец глушители с мотоциклов, а некоторые наши командиры докладывают: «Пулеметов у него видимо-невидимо». Забросит немец в тыл пару диверсантов или сигнальщиков-ракетчиков, а некоторые паникеры уже кричат: «Окружили!» Одни «кукушки» сколько командиров загубили. Помнишь, Белоненко, у тебя за один день двенадцать человек…
Майор Белоненко утвердительно закивал головой.
– Разведчики на меня обижались, что гоняю их… А без разведки, товарищи, нам бы давно труба. О подвижных отрядах много было толков. А польза от них немалая. Да разве я один в силах вспомнить, что у нас было плохого, а что хорошего? Вот и давайте вспоминать об этом вместе. Хорошее возьмем на вооружение, ошибки постараемся не повторять… Ну, кому слово?
Поднялся разведчик полка Андреев.
– Правильно, товарищ подполковник. Признаться, я сам первое время не разбирался, что и для чего делает немец. А вот сейчас стало доходить. Взять такой пример. Как только мы занимаем оборону в лесу, самолеты противника сбрасывают дымовые шашки. Вначале я думал, они лес поджигают. Ан нет! Немец не глупый по горящему лесу наступать. Это он обозначает для своей артиллерии и авиации наши цели: передний край, огневые точки, позиции и резервы. И по части разведки какие он только премудрости не выдумывает!… Об этом я вскоре подберу материал и доложу.
Слово взял Аржанцев.
– В последнее время и в тактике немцев стало появляться новое. Вспомните первый месяц войны: ночью они не наступали. Немец заканчивал свой боевой день часов в десять вечера и шел отдыхать. Теперь он и ночью наступает.
Затем слово взял Канашов.
– Надеюсь, вы меня поняли, товарищи. Вот и давайте так накоротке обмениваться новым в тактике. Начальник штаба журнал заведет… Его дело такое - боевому опыту учет вести. А сейчас по местам… Время дорого, ускорьте оборудование своих районов обороны.
3
– Товарищ Куранда, я вызвал вас, чтобы поставить в известность о назначении нового командира роты, - сказал Аржанцев.
На лице политрука появилась улыбка.
– Наконец-то!
– Командиром роты назначается лейтенант Миронов.
Политрук пригнулся, будто кулак занесли над ним.
– Вы должны помочь ему - он неизбежно на первых порах столкнется со многими трудностями.
Куранда склонил голову набок.
– Конечно, это дело ваше, но Миронов еще молод для этой должности. Горяч и нередко безрассуден. И, к слову сказать, погибший командир роты Дубров отчасти тоже страдал тем же недостатком. Отсюда и мои с ним разногласия.
Аржанцев с недобрым чувством оглядел политрука,
– Я запрещаю вам - слышите?
– за-пре-щаю порочить имя командира, который отдал жизнь за Родину. Где ваша партийная совесть?
Позвонил телефон. Аржанцева срочно вызывали в штаб полка.
– Сергей Иванович, - обратился он к вошедшему старшему политруку, - знакомься…
– Горяев, - протянул тот широкую ладонь Куранде.
– Комиссар батальона, - представил его Аржанцев.
Куранда оглядел моложавого комиссара с удивительно мягкими, правильными чертами лица и простой улыбкой. «Этот, видать, добряк… Он меня поймет», - подумал Куранда.