Годы нашей жизни
Шрифт:
Пользуясь тем, что с детства он рос вместе с детьми прибалтийских немцев и знал немецкий, Александр — работник погранчека — перебрался через демаркационную линию. Он выдавал себя за сына барона Фогля, сотрудничавшего с германским посольством, схваченного и расстрелянного чекистами. А тем временем вел разведку против немцев, гетманцев, беляков, распутывая вражеские сети.
Деникинцы создали диверсионную организацию «Азбука». В немецких колониях вокруг Одессы кулаки, полупомещики готовят восстание… В городе тридцать тысяч уголовников. Международные дельцы и спекулянты ищут пути, как вывезти через Одессу партии драгоценных камней. Бриллианты в вареных яйцах! А под какой маской скрывается шпион Антанты — граф Стибор-Мархоцкий? Если Делафар был выдан, то кто предатель?..
Летом девятнадцатого несколько ночей подряд в самом центре Одессы трое, под видом сотрудников ЧК, производили обыски, изъятия ценностей, аресты и расстреливали свои жертвы тут же, во дворах домов. Июньской ночью Абаш докладывал председателю ЧК: «Удалось взять всех троих. Это молодые подпоручики добровольческой армии».
Конечно, совершенная случайность, что Александр Абаш остался жив. Сколько раз враги могли его расстрелять, так же как Абашидзе, как других его товарищей чекистов. Это все рабочие люди, сознательные пролетарии.
Но почему вот так же, не задумываясь, отдал свою жизнь дворянин, правнук маркиза?! Перешагнул через свой класс, проникся пониманием всей фальши его устоев, лживости его морали.
Рушился старый мир, который он возненавидел молодой и пылкой душой. Он хотел возводить новый, справедливый, светлый. Как же нужно было верить в правоту пролетарского дела, новых идей!
Абашу никогда не приходилось встречаться с Делафаром. Но таким вставал этот человек из рассказов Калениченко. Председатель губчека говорил: «Обязательно установите правду об обстоятельствах его гибели».
…Июльским полднем в одесскую библиотеку явился посланец Абаша — в гимнастерке, при всем вооружении — и обратился с просьбой дать ему книги по истории Коммуны семьдесят первого года.
Кроме выпущенной в 1918 году издательством «Луч» в Петрограде «Народной истории Коммуны», написанной членом Коммуны, на полках были одни старые издания, и хранитель одесской библиотеки трижды предупреждал сотрудника ЧК, что они не дают правдивого освещения Коммуны.
Это не совсем обычное посещение было связано вот с чем.
У Абаша возникло предположение, не выдал ли Делафара кто-нибудь из французской колонии в Одессе.
Заинтересовавшись ее старожилами, сотрудники ЧК кое-что узнали об одном учителе. Его неоднократно вызывали на Екатерининскую. Почему французская контрразведка проявляла интерес к учителю языка в местной гимназии?
Старик три четверти жизни прожил в России. Это был странный человек, и в ЧК он вел себя тоже весьма странно.
Какими словами описать Одессу в лето девятнадцатого, со всеми хитросплетениями сложной борьбы, которая шла в городе, Красную Одессу геройства, мужества, и другую, в которой немало коварных врагов?
На Преображенской в комнате второго этажа Абаш допрашивал давно обрусевшего француза. Допрос проходил несколько необычно. Старик увлеченно рассказывал о событиях якобинской диктатуры семьдесят первого года, цитировал публицистов Коммуны, ссылался на ее декреты. Он доказывал своим следователям, что революции беспечность опасна, как яд человеку, и, как воздух, необходима бдительность.
Можно ли верить этому человеку? Тот ли он, которым себя представляет? Таков ли, как рассказывает? Или это маска, ложь и мимикрия?
Лишь накануне он, Абаш, читал письмо наркомвнудела Украины К. Е. Ворошилова:
«Чрезвычайным комиссиям вменяется следить за теми, кто, являясь волками, одевает овечью шкуру».
— О чем вы думали в эту ночь? — вдруг спросил Абаш учителя.
— Представьте себе, гражданин следователь, ночью меня здесь посетил Делеклюз.
— Кто посетил? — настороженно переспросил Абаш.
— Шарль Делеклюз. Седой худощавый старик в цилиндре и сюртуке с красным шарфом. Военный министр Коммуны из публицистов. Последовательный якобинец, он был решительным сторонником подавления контрреволюции.
——
По словам француза-учителя, сам он еще студентом многое узнал о Коммуне, в восьмидесятые годы подружившись с господином Жакларом. Жаклару, кандидату в члены Коммуны, полковнику и главному инспектору Парижских баррикад, удалось бежать от версальцев. Его жена, сражавшаяся вместе с мужем, была русской. В России Жаклар учительствовал в женской гимназии.
Александр Абаш был не из очень доверчивых людей. Но после второго или третьего разговора он уверовал, что совесть старого учителя чиста, как стеклышко.
Допрос давно закончился, и теперь это уже скорее была беседа с человеком, который ему интересен. Кроме того, он хотел, чтобы с учителем поговорил Калистрат Григорьевич, и ждал, пока тот освободится.
За окном кабинета председателя Одесской губчека лежала ночь. С моря дул теплый, летний ветер.
Их было трое в комнате. Калениченко, Абаш и учитель гимназии. Они уже успели о многом переговорить — о недавних днях и о далеком прошлом.
И вдруг, казалось вне всякой связи с ходом их беседы, старый учитель спросил:
— Вы помните фамилию убийцы вашего Пушкина?
Калениченко удивленно посмотрел на француза.
— Дантес, приемный сын барона де Геккерна.
— Так вот, одна любопытная деталь: этот негодяй Дантес мартовским днем семьдесят первого во главе толпы таких же, как он, дворянских выкормышей, припрятав в карманах пистолеты да стилеты, отправляется на Вандомскую площадь, намереваясь разгромить штаб Национальной гвардии Коммуны.
— Я этого не знал. Факт совершенно закономерный, — сказал Калениченко. — Кстати, позвольте узнать… Если я не ошибаюсь, это Вандомскую площадь Коммуна переименовала в Интернациональную?