Годы нашей жизни
Шрифт:
Так случилось, что на этот вечер не назначено никаких заседаний ни в Кремле, ни в ЦК, ни здесь, в ВЧК. Дзержинский сам себе не поверил. Еще раз посмотрел записи в блокноте, полистал календарные листки. Гора дел, но неужто свободный вечер? Ему захотелось поговорить с товарищами. Не о делах, не о новых нитях и заговорах, просто по душам.
В коридоре, куда он вышел, на какую-то секунду промелькнул высокий кудрявый блондин в кожаной куртке. С виду он походил на авиатора или командира автомобилистов, самокатчиков. Это был Делафар. Феликс Эдмундович направился в его угловую комнату.
Двое поднялись Дзержинскому навстречу, явно собираясь что-то доложить.
— Есть что-нибудь, не терпящее отлагательства ни на один час? — вдруг спросил Дзержинский.
— Нет.
— Тогда давайте просто выпьем чайку и послушаем Делафара.
Делафар писал стихи. Революцию и поэзию он считал смыслом своей жизни.
Вдохновенный склад натуры Делафара был Феликсу Эдмундовичу по душе. Дзержинский видел в этом молодом человеке бесконечную преданность идее, кристальную чистоту и поэтический характер.
На печурке вскипятили чайник, пили кипяток с леденцами и слушали Делафара.
Стихи были искренние и немного наивные, словно падение всего старого мира, революция, не только европейская, но и мировая, дело самого близкого будущего.
Читал Делафар вдохновенно. Под пышной копной светлых волос горели его огромные голубые глаза.
Немецкое посольство снова предъявило Советскому правительству несколько тысяч паев и акций российских железных дорог, угольных копей, металлургических и других заводов. По Брестскому договору они подлежали безоговорочной оплате.
Однако каким образом эти ценные бумаги оказались в руках немцев? Действовала группа международных спекулянтов, которые, по поручению дипломатов — сотрудников графа Мирбаха, скупали эти бумаги и доставляли посольству в Денежном переулке.
Бывший банкир, немолодой барон Фогль, родом из прибалтийских немцев, — один из самых ловких добытчиков акций. Его сын, Рихард, тяготился поручениями, связанными с ценными бумагами. Он хотел послужить Германии кайзера в другом, настоящем деле.
С благословения самого Вильгельма II, по заданию немцев, на территории Украины был создан белогвардейско-монархический союз «Наша родина» с центром в Киеве.
Получив немецкое оружие и деньги, союз должен был сформировать для атамана Краснова «Южную армию». Ее главное рекрутское бюро расположилось в киевской гостинице Гладынюка на Фундуклеевской, а по Украине в городах и на железнодорожных станциях была раскинута сеть этапных пунктов для вербовки и приема офицеров-добровольцев. Главную заботу многочисленных курьеров, связных «Южной армии» составляла переброска белого воинства из РСФСР на территории, занятые оккупантами. Немецкие и гетманские власти оказывали им полную поддержку.
В самый разгар формирования «Южной армии» вражеские контрразведчики ожидали человека, который должен был переправиться по поручению майора Шуберта, входившего в состав германской миссии в Москве.
Теплой ночью, на грани лета и начинающейся осени, сын барона Фогля, красивый кареглазый молодой человек в полувоенном костюме, безо всяких происшествий и совершенно спокойно осуществил переход демаркационной линии, разделявшей Советскую Россию и оккупированную войсками кайзера Украину. Добравшись до немецкой комендатуры, он предъявил зашитый в одежду документ, открывавший ему дорогу.
Это было в восемнадцатом. Зимой девятнадцатого из Москвы в Одессу, занятую войсками Антанты, французской эскадрой и деникинцами, пробирался советский разведчик — чекист, с первых дней революции работавший под началом Дзержинского. Задание дали именно ему, потому что, выполняя сложнейшие поручения при раскрытии заговора послов и других вражеских замыслов, он проявил кроме революционной отваги большой талант прирожденного разведчика. А еще потому, что французский он знал так же, как русский, и владел двумя другими европейскими языками.
На смену немецким оккупантам, выброшенным с украинской земли, пришли полчища новых захватчиков.
В ноябре войска Антанты заняли почти все побережье Черного моря — Новороссийск, Севастополь, потом Одессу, Херсон, Николаев. Теперь здесь можно было встретить французского матроса в синей фуфайке, шапочке с помпоном и английского солдата, итальянского карабинера и грека в колпаке с кистями и защитной юбочке, зуава в феске, в ярко-красных шароварах и польского или румынского пехотинца.
К зиме девятнадцатого в одной Одессе у Антанты было сорокатысячное войско, много артиллерии, танков. На город были нацелены орудия линкоров «Жюстис», «Жанбар», крейсера «Вальдек Руссо» и других кораблей французской военной эскадры. Оккупанты и беляки торгуют всем — продовольствием и бриллиантами, акциями и золотом, колониальными товарами да картинами.
Одесса рабочих и рыбаков сидит без работы, хлеба, топлива, ест макуху, но час от часу крепнет для боя, разворачивая силы сопротивления врагу.
Инструкции, данные Делафару, требовали строжайшей конспирации. Его задача — разведка военных сил оккупантов, их численности, месторасположения.
Работает Делафар самостоятельно. Облачившись в военную одежду, он нередко проникает на корабли, в казармы оккупантов на Большом Фонтане, в Лондонскую гостиницу, где расположились офицеры штаба командующего войсками Антанты генерала д’Ансельма и куда вход, разумеется, строго по пропускам.
Из членов подпольного областкома лишь двое знают разведчика — Ласточкин и Калэ, или Хаджей.
Биржевой делец, ловкий и оборотистый приезжий купец Ласточкин — это потомственный киевский портной Иван Смирнов.
Старый большевик-подпольщик, в ноябре восемнадцатого он прибыл в Одессу, чтобы возглавить подпольный областком.
Калэ, или Хаджей, — старожил в одесском подполье. По заданию ЦК он появился здесь летом 1918-го. А вообще Одессу Калэ знает с дореволюционных времен. Сам он профессиональный революционер — Калистрат Калениченко из бывших студентов-медиков и в партии с пятнадцатого года.