Годы
Шрифт:
— Завтра собираетесь на матч? — наконец скованно выговорил он: они почти не были знакомы.
— Если брат выедет вовремя, чтобы довезти меня, — ответила девушка и тоже поднялась на ступеньку. Затем они вошли в танцевальный зал, он слегка поклонился и покинул ее, потому что его ждал компаньон.
Небо совершенно прояснилось, и луна теперь висела в открытом пространстве, как будто ее свет поглотил всю тяжесть облаков, расчистив идеальную танцевальную площадку. Некоторое время озаренный луною свод неба оставался чистым, но потом подул ветерок, и лик луны пересекло небольшое облако.
В спальне послышался какой-то звук. Сара перевернулась с боку на бок.
— Кто там? — проговорила она, села и потерла глаза.
Это была ее сестра. Она стояла в дверях, не решаясь войти.
— Спишь? — тихо спросила она.
— Нет, — сказала Сара, потирая глаза. — Не сплю, — добавила она, открыв их.
Мэгги прошла через комнату и села на край кровати. Ветер надувал штору, простыни почти сползли на пол. На мгновение Мэгги изумил вид комнаты. По сравнению с бальным залом она казалась такой неприбранной. На умывальнике стоял стакан с зубной щеткой, полотенце было намотано на вешалку, на полу валялась книга. Мэгги нагнулась и подобрала книгу. В этот момент с улицы ворвалась музыка. Мэгги отодвинула штору. Женщины в светлых платьях, мужчины в черно-белом толпились на верхней площадке лестницы у входа в танцевальный зал. Через сад доносились обрывки разговора и смех.
— Там танцы? — спросила Мэгги.
— Да, через несколько домов.
Мэгги выглянула из окна. Издалека музыка звучала романтично, таинственно, и цвета смешивались между собой, поэтому не было видно ни одного чисто-розового, белого или синего пятна.
Мэгги потянулась и сняла с платья цветок. Он завял, на белых лепестках виднелись темные пятна. Она опять выглянула из окна. Свет фонарей падал очень причудливо: один лист сиял зеленью, другой был ярко-белым. Ветки перекрещивались на разных уровнях. Вдруг Салли засмеялась и спросила:
— Тебе никто не дарил осколок стекла, говоря: «Мисс Парджитер, это мое разбитое сердце»?
— Нет, — сказала Мэгги. — С какой стати?
Цветок упал у нее с колен на пол.
— Я тут все думала… — сказала Сара. — Эти люди в саду…
Она махнула рукой в сторону окна. Какое-то время они молчали, слушая танцевальную музыку.
— А с кем рядом ты сидела? — наконец спросила Сара.
— С мужчиной в золотых галунах, — ответила Мэгги.
— В золотых галунах? — повторила Сара.
Мэгги промолчала. Она постепенно привыкала к комнате, ощущение контраста между захламленной спальней и шиком бального зала покидало ее. Она завидовала сестре, лежавшей в постели, с открытым окном, в которое дул ветерок.
— Он разоделся к приему, — сказала Мэгги и опять замолчала. Что-то привлекло ее взгляд. Ветка под ветром качалась вверх-вниз. Мэгги отодвинула штору. Теперь ей было видно все небо, дома и ветви деревьев в саду.
— Это от луны, — сказала она. Листья были белыми из-за луны. Обе девушки посмотрели на луну, сиявшую, как серебряная монета, тщательно отполированная, очень твердая и четкая.
— Но о чем же тогда говорят на званых вечерах, — спросила Сара, — если не о разбитых сердцах?
Мэгги смахнула с руки белую нитку от перчатки.
— Одни говорят одно, — сказала она, вставая, — а другие — другое.
Она сняла с покрывала коричневую книжку и расправила простыни. Сара взяла книжку у нее из рук.
— Он считает, — сообщила она, похлопав по невзрачному коричневому томику, — что мир — это лишь мысль, Мэгги.
— Вот как? — откликнулась Мэгги, кладя книгу на умывальник. Она знала, что это уловка, призванная задержать ее для разговора.
— Ты согласна? — спросила Сара.
— Возможно, — сказала Мэгги, не задумываясь. Она протянула руку, чтобы задернуть штору. — Он считает, что мир — это лишь мысль? — переспросила она, держась за штору, но не задергивая ее.
Она думала о чем-то подобном, когда экипаж пересекал Серпантин — когда мать перебила ее мысли. Она думала: «Что я такое? Мы одно целое или мы разделены?» — что-то в этом роде.
— А как же деревья и цвета? — спросила она, оборачиваясь.
— Деревья и цвета? — повторила Сара.
— Деревья существовали бы, если бы мы их не видели?
— Что такое «я»?… Я… — Она замолчала, не зная, что хочет сказать. Она говорила чепуху. — Да, — сказала Сара. — Что такое «я»? — Она уцепилась за сестрину юбку, желая то ли просто задержать ее, то ли поспорить. — Что такое «я»? — повторила она.
Но тут за дверью послышался шелест, и вошла их мать.
— Ах, дорогие мои дети! — воскликнула она. — Все еще не спите? Опять разговоры?
Она прошла через комнату, лучась и сияя, словно еще была под впечатлением от бала. На ее шее и руках сверкали драгоценности. Она была необыкновенно хороша. Эжени огляделась.
— И цветок на полу, и все в беспорядке, — сказала она. Она подобрала цветок, который уронила Мэгги, и поднесла к губам.
— Просто я читала, мама, и ждала, — сказала Сара. Она взяла обнаженную руку матери и погладила ее. Она так точно копировала мать, что Мэгги улыбнулась. Внешне одна была полной противоположностью другой: леди Парджитер такая вальяжная, Салли такая угловатая. Но имитация получилась идеально и произвела действие: леди Парджитер позволила, чтобы ее притянули на кровать.
— Но тебе пора спать, Сал, — запротестовала Эжени. — Что сказал доктор? Лежать прямо, лежать спокойно. — Она откинулась на подушки.
— Я лежу прямо и спокойно, — сказала Сара. — Так, — она посмотрела на мать, — расскажи мне о приеме.
Мэгги стояла у окна. Она смотрела, как по железной лестнице спускаются парочки. Скоро сад наполнился бледными белыми и розовыми пятнами, которые двигались туда-сюда. Разговор о приеме у себя за спиной она слушала вполуха.