Годы
Шрифт:
— А Делия? — спросила Эжени. Она взглянула на газету.
Полковник сразу потерял всю свою приветливость. Он напустил на себя грозную мрачность и стал похож на старого быка, выставившего рога, подумала Эжени.
— Может быть, это образумит ее, — зло сказал он.
Помолчали. Из сада донеслись крики и смех.
— Ох уж эти дети! — воскликнула Эжени. Она встала и подошла к окну. Полковник последовал за ней.
Дети пробрались обратно в сад. Костер яростно полыхал. Посреди сада поднимался целый столб огня. Девочки танцевали вокруг него, галдя и хохоча. Рядом стоял обтрепанный старик
— Браво! — крикнул полковник и захлопал в ладоши. — Браво!
— Маленькие чертовки! — сказала Эжени. Она радовалась не меньше них, отметил про себя полковник. Эжени перегнулась через подоконник и прокричала старику с граблями: — Подбросьте еще! Пусть горит ярче!
Но старик уже разгребал огонь. Головешки валялись порознь. Пламя опало.
Старик отогнал детей.
— Вот и все, — вздохнула Эжени и повернулась.
Кто-то вошел в комнату.
— Ой, Дигби, а я и не слышала! — воскликнула она. Дигби стоял с портфелем в руке.
— Здравствуй, Дигби! — сказал Эйбел, пожимая руку брату.
— Откуда столько дыма? — спросил Дигби, оглядываясь.
Он слегка постарел, подумал Эйбел. Дигби был в сюртуке, верхние пуговицы расстегнуты. Сюртук немного потертый, волосы с проседью. Но очень хорош собой. Рядом с ним полковник всегда чувствовал себя грузным, потрепанным жизнью, грубоватым. Ему было немного неловко за то, что его застали высунувшимся из окна и хлопавшим в ладоши. Он выглядит старше, подумал полковник, когда они стояли рядом, — а ведь он на пять лет моложе меня. Он был известным человеком в своей области: достиг высот, получил рыцарское звание и все остальное. Но я богаче, с удовлетворением вспомнил полковник. Поскольку из двух братьев именно Эйбел всегда считался неудачником.
— У тебя такой усталый вид, Дигби! — воскликнула Эжени, садясь. — Ему нужен настоящий отпуск. — Она повернулась к Эйбелу. — Скажи ты ему.
Дигби смахнул белую нитку, приставшую к его брюкам. Слегка кашлянул. Комната была полна дыма.
— Что это за дым? — спросил он жену.
— Мы жгли костер в честь дня рождения Мэгги, — сказала она, будто оправдываясь.
— Ах да, — сказал Дигби. Эйбелу стало неприятно: Мэгги была его любимицей, отцу следовало помнить, когда у нее день рождения.
— Да, — сказала Эжени, опять поворачиваясь к Эйбелу, — всем он позволяет уходить в отпуск, а сам никогда не отдыхает. К тому же после целого дня на работе приходит домой с полным портфелем бумаг. — Она указала на портфель.
— Нельзя работать после ужина, — сказал Эйбел. — Это дурная привычка.
У Дигби действительно малость нездоровый цвет лица, подумал полковник. Дигби не обратил внимания на женские эмоции.
— Читал новость? — спросил он у брата, указав на газету.
— Да, еще бы! — отозвался Эйбел. Он любил говорить с братом о политике, хотя его слегка задевало обыкновение того напускать на себя важный вид, будто он знает гораздо больше, чем может сказать. Все равно на следующий день все будет в газетах, подумал полковник. Тем не менее они всегда говорили о политике. Эжени им это позволяла, уютно устроившись в углу дивана. Она никогда не вмешивалась. Однако через некоторое время она встала и начала убирать с пола мусор, выпавший из ящика при распаковке. Дигби замолчал и смотрел на нее — через зеркало.
— Оно тебе нравится? — спросила Эжени, положив руку на рамку.
— Да, — сказал Дигби, но в его голосе послышалась нота порицания. — Недурственное.
— Для моей спальни, — быстро проговорила Эжени.
Дигби смотрел, как она набивает клочки бумаги в ящик.
— Не забудь, — сказал он, — мы ужинаем с Четэмами.
— Я помню. — Эжени опять прикоснулась к волосам. — Мне надо привести себя в порядок.
Кто такие «Четэмы»? — спросил себя Эйбел. Важные персоны, большие шишки, предположил он с некоторым презрением. Да, они много вращаются в этом мире. Полковник воспринял эту фразу как намек на то, что ему пора. Братья уже сказали друг другу все, что хотели. Он, однако, надеялся, что еще сможет поговорить с Эжени наедине.
— Насчет этих африканских дел… [29] — начал полковник, вспомнив еще одну тему, но тут вошли дети, — чтобы пожелать спокойной ночи. На Мэгги было его ожерелье. Оно очень мило выглядит, подумал полковник, — или это сама девочка выглядит так мило? Но их платьица, чистые розово-голубые платьица, были измяты и перепачканы закопченными лондонскими листьями, которые побывали в их руках. — Чумазые негодницы! — сказал полковник с улыбкой.
— Зачем вы играли в саду в выходных платьях? — спросил сэр Дигби, целуя Мэгги. Он сказал это шутливо, но не без осуждения.
29
По-видимому, имеется в виду напряженность, возникшая в то время между британцами и бурами в Трансваале.
Мэгги не ответила. Ее взгляд был прикован к камелии на платье матери. Мэгги подошла ближе, продолжая смотреть на цветок.
— И ты — маленькая грязнуля! — сказал сэр Дигби, указывая на Сару.
— У Мэгги день рождения, — напомнила Эжени и протянула руку, как бы защищая дочь.
— Это как раз повод, я полагаю, — сказал сэр Дигби, окидывая дочерей взглядом, — чтобы-чтобы-чтобы улучшить поведенье. — Он повторил одно и то же слово несколько раз, пытаясь придать фразе игривость, но вышла она нескладной и напыщенной — как всегда, когда он говорил со своими детьми.
Сара посмотрела на отца, будто оценивая его.
— Чтобы-чтобы-чтобы улучшить поведенье, — повторила она. Слова потеряли смысл, зато девочка точно подхватила их ритм. Получилось довольно комично. Полковник засмеялся, заметив, однако, что Дигби раздражен. Он лишь погладил Сару по голове, когда она подошла пожелать ему спокойной ночи, зато Мэгги — поцеловал.
— День рождения удался? — спросил он, притягивая ее к себе.
Эйбел воспользовался моментом и стал прощаться.