Гоголь в Москве (сборник)
Шрифт:
Гоголь скончался в восемь утра 21 февраля 1852 г. Вскоре после этого в дом Толстого на Никитском бульваре, где жил и умер писатель стали съезжаться врачи — консилиум был назначен на десять часов. Им не оставалось ничего другого, как констатировать смерть. Скульптор Н. Рамазанов, снимавший с лица Гоголя посмертную маску свидетельствовал о «следах разрушения», что исключает версию о летаргическом сне. 22 февраля тело Гоголя было перенесено в университетскую церковь Святой Татианы, где состоялось прощание и отпевание. Решение похоронить Гоголя на кладбище Данилова монастыря было принято в связи с тем, что здесь нашли упокоение два душевно близких писателю человека — его друг поэт Николай Михайлович Языков (1803–1846) и его сестра Екатерина Михайловна Хомякова (1817–1852), супруга славянофила, философа и поэта А. С. Хомякова. Кончина Е. М. Хомяковой погрузила Гоголя в тяжелейший душевный кризис, который стал началом его предсмертной болезни. Многолюдные похороны состоялись 24 февраля. Заупокойную службу совершил священник церкви Св. Симеона Столпника на Поварской Алексий Соколов с дьяконом Иоанном Пушкиным. Именно Соколов чаще всего навещал Гоголя во время его предсмертной болезни и соборовал его перед кончиной.
В своем
В начале XX в. в связи с пятидесятилетием со дня кончины писателя его могила была благоустроена. Вероятно, эти работы проводились не в 1902 г., а позднее. Об этом свидетельствуют документы, находящиеся в фонде Данилова монастыря. В 1903 г. москвичи С. С. Лужин, С. Вакуров и М. М. Лихушин обратились к настоятелю Данилова монастыря архимандриту Тихону с просьбой дозволить им «привести в благоустроенный, по возможности, вид» могилу Н. В. Гоголя. Просители намеревались: «1) выровнять покосившийся памятник; 2) очистить от посторонних надписей левую сторону его; 3) позолотить медный крест и 4) обнести всю могилу железной решеткой».
Могила Н. В. Гоголя в Даниловом монастыре
Архимандрит дал свое благословение, но затем изменил это решение. В связи с этим, Лужин вновь обратился к архимандриту, уведомляя, что «представители прессы, осведомленные о приступлении мной к означенному исправлению могилы, и теперь, уведомленные о Вашем отказе, настоятельно просят от меня открыть, по какой причине мое благое начинание имело в самом начале такой печальный конец, и желают этот интересный вопрос выяснить принципиально в печати»1. Ответа на это письмо в деле не содержится, видимо, данная инициатива заглохла, но вскоре над могилой писателя был установлен еще один памятник — плита в виде саркофага с краткой эпитафией и цитатами из Священного Писания, а могила обнесена решеткой, выполненной по проекту скульптора Н. А. Андреева. Какие-то работы по благоустройству могилы проводились и в 1909 г., когда отмечалось столетие Гоголя.
В таком виде мемориал Гоголя просуществовал до 1917 года. В 1919 г. монастырское кладбище было закрыто для захоронений, а основную часть территории обители заняли рабочие общежития, затем здесь разместилась колония для несовершеннолетних преступников. Некрополь стали постепенно разрушать. В фототеке Государственного научно-исследовательского музея архитектуры им. А. В. Щусева сохранилась фотография могилы Гоголя, выполненная москвоведом А. Т. Лебедевым в 1928 г. На ней видно, что в это время крест на могиле писателя был уже ликвидирован, а окружающие надгробия снесены.
Общество «Старая Москва» пыталось противостоять уничтожению московских некрополей. Совместно с Губмузеем и Всероссийским союзом писателей общество создало Комитет по охране могил выдающихся деятелей на кладбищах Москвы и губернии. В 1927–1929 гг. членами этого комитета были составлены списки могил, подлежащих охране на закрытых кладбищах. В Даниловом монастыре были отмечены 30 могил, в том числе, и могилы Н. В. Гоголя, А. С. Хомякова, Н. М. Языкова. Однако такое количество охраняемых могил показалось чрезмерным Моссовету. В 1929 г. Отдел благоустройства объявил о том, что после ликвидации кладбища планируется оставить только семь памятников — Н. В. Гоголю, А. С. Хомякову, Н. М. Языкову, художнику В. Г. Перову, музыканту Н. Г. Рубинштейну, декабристам Д. И. Завалишину и В. М. Голицыну2. Но даже и эти намерения не были выполнены. Монастырский некрополь было решено уничтожить полностью. Единственной возможностью спасти захоронения стал их перенос. Забегая вперед, скажем, что с некрополя Данилова монастыря перенесли пять захоронений; могилы Завалишина и Голицына оказались утраченными.
Перенесение праха Гоголя, Языкова и Хомякова состоялось 31 мая 1931 г. Средства на проведение работ были выделены Союзом писателей. Общее руководство осуществляла Мария Юрьевна Барановская (1902–1977), сотрудница Исторического музея, супруга реставратора П. Д. Барановского. Ей же довелось руководить и переносом других захоронений — Д. В. Веневитинова и Аксаковых с кладбища Симонова монастыря. Охраной памятников некрополя Барановская занималась и в дальнейшем. В конце 1940—начале 1950-х гг. она составила обширные списки захоронений выдающихся деятелей, погребенных на московских кладбищах, в которых зафиксированы могилы и памятники, утраченные к настоящему времени.
М. Ю. Барановская
Перенос праха великого писателя вызвал большой интерес. По различным источникам известно, что свидетелями этого события были литераторы И. Л. Сельвинский, Н. С. Ашукин, Ю. Н. Тынянов, Вс. Иванов, Л. М. Леонов, К. А. Большаков, П. Сухотин, В. О. Стенич, москвовед П. В. Сытин; возможно, Ю. К. Олеша, В. А. Луговской, М. А. Светлов, художник А. Г. Тышлер. Посмотреть на эксгумацию собралось около 50 человек. Из них только писатель Владимир Германович Лидин (1894–1979) записал воспоминания об этом событии. Машинописный экземпляр воспоминаний, озаглавленных «Перенесение праха Гоголя» Лидин передал Борису Сергеевичу Земенкову. В правом верхнем углу первого листа рукописи стоит помета: «Борису Сергеевичу Земенкову — московскому блюстителю, — единственный экземпляр. 1 апреля 46. Вл. Лидин». В 1963 г. вдова Б. С. Земенкова Галина Леонидовна Владычина передала рукопись директору Музея истории Москвы, москвоведу и деятелю охраны памятников Льву Андреевичу Ястржембскому (1921–2000). В 1991 г. Л. А. Ястржембский опубликовал эту рукопись в альманахе «Российский архив»3, и в настоящее время она является единственным источником, свидетельствующим об этом событии. Представляется, что воспоминания Лидина заслуживают того, чтобы быть воспроизведенными в данной работе еще раз:
В июне 1931 года мне позвонил по телефону один из сотрудников Исторического музея4.
„Завтра на кладбище Данилова монастыря будет происходить вскрытие могилы Гоголя, — сказал он мне. — Приезжайте“.
Я поехал. Был теплый летний день. По привычке я захватил с собой фотоаппарат. Снимки, которые я сделал на кладбище, оказались единственными. Одновременно с могилой Гоголя вскрывали в этот день могилы Хомякова и Языкова; прах их тоже подлежал перенесению. Кладбище Данилова монастыря упразднялось. На территории монастыря был организован приемник для несовершеннолетних правонарушителей.
Первой была вскрыта могила Хомякова. Огромный цинковый запаянный гроб частично обветшал и распался; внутри него был второй гроб, дубовый. Его верхние доски прогнили. Вся фигура Хомякова сохранилась почти в том же виде, в каком он был похоронен 71 год назад. Верхняя часть черепа с густой шапкой волос была цела; сохранившийся казакин или славянофильская коричневая поддевка, завершавшаяся брюками, вправленными в высокие сапоги, заключала в себе весь остов скелета. Одеяние было такой прочности и в такой сохранности, что останки подняли за плечи и ноги и целиком, ничего не нарушив, переложили в другой гроб. В изголовье Хомякова оказалась чашечка севрского фарфора с голубыми незабудками, видимо, оставшаяся после соборования. Рядом с прахом Хомякова находился и прах его жены Екатерины Михайловны, родной сестры поэта Языкова, умершей за 8 лет до смерти Хомякова. В волосах, полностью сохранившихся в виде прически, был воткнут черепаховый гребень.
От Языкова, похороненного под одним памятником с его другом и родственником Дмитрием Александровичем Валуевым, остались только разрозненные кости скелета и череп с очень здоровыми, крепкими зубами. Скелет пришлось доставать по частям, и археологу восстанавливать его в новом гробу — в анатомическом порядке.
Могилу Гоголя вскрывали почти целый день. Она оказалась на значительно большей глубине, чем обычные захоронения. Начав ее раскапывать, натолкнулись на кирпичный склеп необычайной прочности, но замурованного отверстия в нем не обнаружили; тогда стали раскапывать в поперечном направлении с таким расчетом, чтобы раскопка приходилась на восток (т. е. именно головой к востоку, по православному обряду, должен был быть предан земле покойник), и только к вечеру был обнаружен еще боковой придел склепа, через который в основной склеп и был в свое время вдвинут гроб.
Работа по вскрытию склепа затянулась, и начинались уже сумерки, когда могила была, наконец, вскрыта. Верхние доски гроба прогнили, но боковые с сохранившейся фольгой, металлическими углами и ручками и частично уцелевшим голубовато-лиловым позументом, были целы. Вот что представлял собой прах Гоголя: черепа в гробу не оказалось, и останки Гоголя начинались с шейных позвонков; весь остов скелета был заключен в хорошо сохранившийся сюртук табачного цвета; под сюртуком уцелело даже белье с костяными пуговицами; на ногах были башмаки, тоже полностью сохранившиеся; только дратва, соединяющая подошву с верхом, прогнила на носках и кожа несколько завернулась кверху, обнажая кости стопы. Башмаки были на очень высоких каблуках, приблизительно 4–5 сантиметров, это дает безусловное основание предполагать, что Гоголь был невысокого роста. Когда и при каких обстоятельствах исчез череп Гоголя остается загадкой. При начале вскрытия могилы, на малой глубине, значительно выше склепа с замурованным гробом, был обнаружен череп, но археологи признали его принадлежавшим молодому человеку.
Прах Языкова и Хомякова мне удалось сфотографировать; останков Гоголя я, к сожалению, снять не мог, так как были уже сумерки, а на следующее утро они были перевезены на кладбище Новодевичьего монастыря, где и преданы земле. Я позволил себе взять кусок сюртука Гоголя, который впоследствии искусный переплетчик вделал в футляр для первого издания „Мертвых душ“; книга в футляре с этой реликвией находится в моей библиотеке.
Недавно, просматривая 6-й том сочинений Пушкина в издании Брокгауз-Эфрона, я натолкнулся на статью В.В. „Обнажившийся гроб Пушкина“. Мне показалось существенным оставить документальную запись о схожем событии — о перенесении праха другого великого русского писателя — Гоголя.
К этому тексту В. Г. Лидиным были добавлены два примечания:
«Два примечания.
1. Мне пришлось впоследствии слышать такую легенду: в 1909 году, когда при установке памятника Гоголю на Пречистенском бульваре в Москве, производилась реставрация могилы Гоголя, Бахрушин подговорил будто бы монахов Данилова монастыря добыть для него череп Гоголя и что действительно, в Бахрушинском театральном музее в Москве имеются три неизвестно кому принадлежащие черепа: один из них по предположению — череп Щепкина, другой — Гоголя, о третьем ничего не известно. Есть ли в действительности в музее такие черепа — не знаю, но легенду эту, сопровождавшую исчезновение черепа Гоголя, я слышал лично — к сожалению, не помню от кого.
2. А. С. Хомяков умер в 1860 году — 56 лет от роду; его жена Екатерина Михайловна, с которой похоронен он в общей могиле, в 1852 году. Н. М. Языков умер в 1846 году, 43 лет от роду; Дмитрий Александрович Валуев, схороненный в одной могиле с Языковым, в 1845 году — 25 лет от роду. Гоголь в 1852 году — 43 лет от роду».
Эта запись В. Г. Лидина вплоть до 1991 г. оставалась неопубликованной, и главным источником сведений об исчезновении черепа Гоголя оставались устные рассказы писателя, а, возможно, и других участников событий. В частности, рассказ Лидина о перенесении останков слышал студент Литинститута Ю. В. Алехин (впоследствии научный сотрудник Литературного музея), который спустя много лет передал его корреспонденту «Московского комсомольца» И. Кузнецову, и тот на основе услышанного написал статью6. Эффект «третьих уст» и «испорченного телефона» проявился в том, что опубликованная история уже мало походила на подлинные воспоминания Лидина, которые были изданы, кстати, годом раньше, но тогда, очевидно, еще не успели попасться на глаза ни Алехину, ни журналисту.