Гольф с моджахедами
Шрифт:
Но мысли хозяина, видимо, блуждали далеко от забот охранного ведомства. Саид-Эмин Хабаев рассеянно всматривался в арабскую пропись на панно, висевшим над тайваньским генератором против письменного стола Хаджи-Хизира. Из восьмой суры «Добыча»: «О те, которые уверовали! Когда вы встретите тех, кто не веровал, в движении, то не обращайте к ним тыл».
— Хорошо, — согласился со странной улыбкой Саид-Эмин, — поезжайте, но после завершения дела с моссадовцем, или кто он там такой, и отправки наличных Желякову.
— Во имя Аллаха милостивого, милосердного, — ответил по-арабски Хаджи-Хизир.
В
— Во имя Аллаха милостивого, милосердного…
Выйдя в коридор, он мягко притворил за собой дверь и закрыл её на ключ, которым распоряжался исключительно Хабаев. Вернуть полагалось лично генуправляющему «Гуниба», как только он появится у себя.
Глава шестая
«Бизнес-Славяне»
Пожарный в расхристанной робе и с забралом под каской судорожно привинчивал к цистерне латунный конец кишки. Второй боец с размаху запустил её скатку в сторону сторожевой будки автостоянки. Не докатившись, она завалилась. Мне едва удалось увернуться.
По крыше сарая-мастерской метались привидения в пластиковых намордниках. Металлические ранцы лоснились на спинах. Привидения сучили крючковатыми бердышами на фоне химического, иначе не скажешь, пламени, густого, медленного и закручивающегося, как кипящий металл. Черный дым сдувало с него и клоками несло сквозным ветром на подкрепления, сыпавшиеся с воющих и мигающих пожарных машин, забивших Астраханский переулок.
По всем признакам, кремация мадам Зорро и матерщинника Курпатова состоялась. При этом никто не посыпал голову их пеплом и не вопил от горя зеленый УАЗ, экипаж которого деятельно выискивал меня между плавившихся теперь автомобилей, видимо, давно исчез с места происшествия.
Если память не подводила, патрульная машина не несла на бортах опознавательных милицейских знаков. Прожектор над будкой сторожа явственно высвечивал её однотонный зеленый окрас. Возможно, и регистрационные номера принадлежали армии, скажем, военной комендатуре. Но я их, конечно, не видел.
Дверь в подъезд семиэтажки, на пыльных окнах которой метались грязноватые отражения пожара, оказалась открытой. Кодовый замок не работал. Две спички, вонзенные в пазы запорных штырей, блокировали защелкивающий механизм.
Признаки обнадеживали. Гражданин, с которым я намеревался переговорить, проходил тем же путем и, возможно, ещё высматривал из окна на площадке, скорее всего, самого верхнего, седьмого этажа, откуда уже немного пострелял из снайперки, следующую цель… Выйдя с японской территории, я старался продвигаться к подъезду в мертвой зоне для его оптического прицела.
Еще на улице я приметил свисавший с ручки зонта пластиковый, вроде ружейного, ремешок для ношения через плечо. Я так и поступил, закинув предмет джентльменского обихода за спину. Штуковина опять показалась тяжеловатой. Кажется, я догадывался почему. Однако, оценивать калибр и овладевать трофейной системой было недосуг.
— Вооружен и ужасно опасен, — сказал я про себя.
Лифтовая шахта пронизывала подъезд так, что кабина открывалась на площадки с квартирами, и видимостью, таким образом, я располагал лишь на один пролет. На следующем после пятого этажа изломе лестницы я услышал странноватые звуки. Кто-то словно бы пил из горлышка, а потом удовлетворенно, утробно отрыгнул.
Приблудный алкаш на подоконнике? В секунданте для предстоящей дуэли я не нуждался, схватка планировалась без правил…
Магазин в «Беретте» оставался не тронутым. С ней я и изготовился. Снял шляпу, насадил на зонт, лег за углом лифтовой шахты и, высунув краешек тульи на уровне головы в рост человека, сторожко выглянул от пола.
Красивый лакированный карабинчик с оптикой и магазином на десять или двенадцать патронов прикладом упирался в пол, а стволом в подоконник. На подоконнике лежал сильный бинокль ночного видения. В оттянутую на ширину ладони оконную створку заносило крутой запах гари. Человек в серой кепке, темном двубортном бушлате нараспашку поверх зеленого жилета с карманами для амуниции, серых брюках с пижонскими отворотами и черной обувке с квадратными носами сидел возле бинокля и изготавливался хлебнуть из бутылки с розовой перламутровой этикеткой. Судя по уровню жидкости, не второй раз.
Отхлебнув, стрелок крякнул, поставил бутылку и, запрокинув голову, припал к пластиковой упаковке с надписью «Майонез». Подумать только, тип даже перчаток не надел!
Он ещё закусывал, когда я приставил «Беретту» под выбритый подбородок так, что разглядывать меня ему пришлось, что называется, сверху вниз. Сделал он это без паники. Сжал высосанную упаковку в ладони, разжал пальцы, дал ей упасть на колени и поднял руки. Поскольку блокировать свисающие с подоконника ноги в бутсах с квадратными носками пришлось собственными телесами, остатки майонеза вытекали на мое и без того замызганное пальто.
Левой рукой я захлестнул запястья типа в приготовленные наручники, расправил тянувшуюся от них цепочку мичиганской фирмы «Си-энд-Эс секьюрити» и закрепил её на оконной скобе.
На цепочку тип отреагировал, я приметил. Не видел раньше.
— На одну нанизывается до восьми человек, — объяснил я, переставляя подальше от пленного карабинчик, оказавшийся едва ли не легче трофейного зонта. Другого оружия, даже ножа, на нем не нашлось.
Он, поудобнее обвиснув на цепочке, молчал, а я, опасаясь его подельщиков, прислушивался к шумам.
Взвизгнув, внизу проскрежетала и гулко громыхнула дверь лифта, кто-то поднялся на два этажа, вышел из кабины, опять грохнул дверью и крикнул:
— Пожарные говорят, до нас не дойдет… А замок в дверях опять бомжи искорежили!
Женщина визгливо ответила:
— Они пожар и запалили, пьянь подзаборная… Костер за помойными контейнерами разожгут и греются. Точно говорю! А этим сукиным детям на стоянке я сколько раз говорила, чтобы поосторожнее… У них и огнетушителей-то нет. Сторожа с утра пьяные. Сволочи… Залили все бензином. И вонища от них этим… чем они там машины снизу мажут! Вот и полыхнуло! Дождались… Грязищу разведут теперь… Вы бы посмотрели, что в форточку-то нанесло! До Восьмого марта не отмоешь.