Голливуд
Шрифт:
Нам ничего не оставалось, как сесть и маленько поболтать, коротая время.
Я никак не мог отделаться от нахлынувших воспоминаний. Как-никак именно отсюда меня выперли за то, что я привел в гости на ночь трех девочек. Тогда еще не слыхали про такую штуку, как права жильцов.
— Мистер Чинаски, — заявила мне хозяйка, — у нас верующие живут, трудящиеся, родители с детьми. Ни от кого из них я еще таких жалоб не слыхала. И вас я вдоволь наслушалась: у вас то поют, то ругаются, посуду бьют, матерятся, ржут… А уж что у вас нынче ночью
— Хорошо, я съеду.
— Благодарю вас.
Я, конечно, совсем с катушек слетел. Бриться перестал. Ходил в майке, прожженной сигаретами. Одна была у меня забота: чтобы на комоде стояло не меньше двух бутылок. Я никак не вписывался в окружающий мир, и мир никак не хотел меня принимать. Я нашел несколько родственных душ, по большей части женского пола, я их обожал, они меня вдохновляли, я играл на публику, щеголял перед ними в исподнем, объяснял, какой я гениальный, но верил в это только сам. А они орали: «От…сь! Налей-ка лучше еще этой дряни!» Эти дамы были исчадием ада, и в моем аду они чувствовали себя как дома.
В комнату опять ворвался Джон Пинчот.
— Сняли! — возвестил он. — Все сняли! Какой удачный денек! Завтра продолжим.
— Скажи спасибо Саре, — сказал я. — Она умеет готовить волшебный напиток.
— То есть?
— Она угостила Франсин, и та сразу расслабилась.
Джон обернулся к Саре.
— Спасибо тебе огромное!
— К твоим услугам, — ответила Сара.
— Подумать только! Сколько лет в кино — и впервые пришлось снимать девятнадцатый дубль!
— Мне говорили, — вмешался я, — что Чаплин однажды снимал сто дублей, пока не удовлетворился.
— Так то Чаплин, — возразил Джон. — А у нас сто дублей — и бюджет исчерпан.
На этом день, в общем, и кончился. Если не считать того, что Сара сказала: «Черт побери, а не закатиться ли нам к Муссо?»
Что мы и сделали. Мы заняли столик в Старом зале и, прежде чем изучить меню, заказали выпивку.
— Помнишь? — спросил я. — Помнишь доброе старое время, когда мы приходили сюда поглазеть на эту публику и разбирали ее по мастям — вот это актеры, там продюсеры или режиссеры, вот порнозвезды, а эти пытаются пристроиться к киношному бизнесу… Мы пытались представить, о чем они говорят. Конечно, о своем придурошном кино, о контрактах и последних фильмах. Ничтожные малявки, неудачники… глаза бы на них не глядели… лучше отвернуться и смотреть в тарелку, на которой морская капуста и рыба-меч…
— Мы считали их дерьмом, — сказала Сара, — и вот поди ж ты, сами такими стали.
— Колесо жизни свершило свой оборот…
— Принесите нам морской капусты.
У нашего столика стоял официант. Он хмурился, переминаясь с ноги на ногу, густые брови почти закры вали глаза. Муссо открыл этот ресторан в 1919 году и навидался всякого. И такие, как мы, тут тоже не в диковинку. Да, пускай будет рыба-меч. С жареной картошкой.
Фильм снимали на трех площадках. Разные комнаты, разные
Один эпизод надо было снимать ночью: кража кукурузы и погоня.
Кукурузу взрастили, и пора было ее воровать.
За аренду натуры из бюджета отстегнули пять тыщ. Участок принадлежал Центру реабилитации алкоголиков. Пинчот обрыскал всю округу в поис'ках чего-нибудь подешевле, но в конце концов пришлось остановиться именно на этой территории — той самой, где тридцать лет назад моя подруга и совершила ту самую кражу. Посадку осуществили на прежнем месте. Прочие детали совпали не столь счастливо. Например, доходный дом, в котором она жила и куда я к ней въехал, превратился в приют для престарелых.
В большом доме, который теперь оккупировал алкашный Центр, в те времена был популярный танцзал. Там всегда было полно народу, особенно по субботам. Танцевали на первом этаже; зал был необъятных размеров, под потолком кружились огромные лампионы, оркестр играл до самого утра, а у подъезда ждали хозяев автомобили, многие с личными шоферами.
Голодая, ругаясь с хозяйкой и полицией, когда нас арестовали, а потом отпустили под залог, мы ненавидели этот танцзал и его посетителей лютой ненавистью.
А теперь тут поселились исправившиеся алкаши, которые читали Библию, дымили как паровозы и играли в бинго в том самом зале, где раньше веселились до упаду.
Только пустырь был все такой же. За все эти годы никто не удосужился тут чего-нибудь построить.
Франсин и Джек уже отрепетировали эпизод и разошлись по вагончикам, а мы стояли, ожидая команды «мотор!». Я пил пиво — и вдруг кто-то хлопнул меня по плечу. Симпатичный парень с аккуратно подстриженной бородкой, добрыми глазами и приятной улыбкой. Я где-то его видел, но не мог вспомнить, кто он такой. Вообще-то я догадывался, что он из шпионов «Файерпауэр».
— Простите, — сказал он, — но здесь нельзя пить спиртное.
— С чего вдруг?
— В контракте, который подписали с администрацией, указано, что пить здесь запрещено.
— Даже воду?
— Вы же понимаете.
— Понятно. Бывшей пьяни тяжко смотреть на чужое счастье. Но у нас ведь весь фильм про это самое.
— Мы приложили массу усилий, чтобы получить разрешение на съемку. Будьте любезны, соблюдайте правила.
— Ладно, приятель. Но только ради Джона Пинчота.
Он отвалил, виляя жидкой задницей, которая так и просила пинка.
Я повернулся спиной к зданию Центра, сделал еще глоток и спрятал банку в карман.
— Тебя могут увидеть, — сказала Сара.
— Думаешь, эти парни в завязке пялятся в окна?
— Не обязательно, но тут всюду народ шныряет.
— Чтобы хлебнуть пивка, придется уходить в подполье.
— Да будет тебе! Тоже мне — «звезда» нашлась!
Сара была права. Я не мог позволить себе капризов. Актер, играющий главную роль, получал в семьсот пятьдесят раз больше меня.
Нас нашел Джон Пинчот.