Голодные Игры: Восставшие из пепла
Шрифт:
– Я думаю… это случилось, когда началась бомбежка. Тогда многие пострадали от того, что первые удары были нанесены именно по жизненно необходимым точкам Дистрикта, вроде Котла, школы и…
– Пекарни, – закончил за меня Пит.
В это время я не вижу его лица. Он понуро глядит в пол, на котором уже образовалась лужица его слез. Я не смею пошевелиться; ранее все было наоборот: я плачу – Пит успокаивает. А теперь, когда в меня вдохнули жизнь, заставили подняться и сражаться дальше, я не понимаю, чего конкретного от меня ждут. Похлопать его по спине и ободрить словами «все будет хорошо»
Уйти и оставить его одного, чтобы новый приступ искалечил парня, я себе не позволю. Мы продолжаем сидеть на прохладном полу, который в эту ночь стал нашим ночлегом: я всего в пару сантиметрах от него, могу дотронуться, прикоснуться, почувствовать его тепло, но нет – это еще один мой запрет. Я пытаюсь не дышать и не подавать каких-либо признаков жизни, прислушиваясь к его одиночным всхлипам.
– Ты их убила… – шипит он, когда я, наконец, тяжело вздыхаю.
– Пит…
Он поднимает взгляд и меня бросает в дрожь. Прежде голубые, небесные глаза налились свинцом и приобрели серый ни на что не похожий оттенок безумия. Боль уступила месту ненависти, застилая разум парня. Теперь о том, что он находится слишком близко, приходится пожалеть.
Будто бы при встрече со зверем, я аккуратно приподнимаюсь на корточки и двигаюсь к двери незаметно, пошагово.
– Пит, – вновь взываю я к разуму парня. – Это ложь. Ты знаешь это!
– Убийца…
Его голос такой же стальной, как и взгляд. Он уже заметил мое передвижение и, не подражая мне, не скрывая, выпрямляется во весь рост. Я слышу, как он прерывисто дышит, как комната наполняется свистом выдыхаемого воздуха.
Мое сердце норовит выпрыгнуть из груди, разбиваясь о грудную клетку. Мне кажется, он слишком громкий, и именно он выдает весь мой страх.
– Пит, послушай меня. Ты знаешь, что это действие охмора. Я точно так же, как и ты, потеряла любимых и близких мне людей…
– Они погибли за твою безопасность! – он выплевывает эти слова мне в лицо.
– Нет… Они сражались ради восстания, ради лучшей жизни…
Я сдаю позиции. Последние слова звучат вопросительно, нежели утвердительно.
– Ради лучшей жизни для кого – для них самих? Для Койн? А может быть, для тебя? – голос срывается на крик. – Ты причина всех бед! Ты несешь смерть!
Смысла красться больше нет. Я выпрямляюсь и смотрю на своего врага, который еще минуту назад был все тем же Питом, который заставлял всю меня трепетать от счастья и спокойствия. Его слова хлыстнули меня не хуже всякого миротворца. Пока я пытаюсь за считанные секунды доказать себе ошибочность его слов, внутренний голос предательски шепчет: «А ведь он прав».
– Пит, – у меня остался только один аргумент, который мог спасти мою жизнь, – ты любил меня…
Переродок замирает, услышав эти слова. На лице появляется недоумение, обращенное в пустоту. И это мой шанс.
Буквально за секунду я решаюсь бежать. Ноги послушно скользнули по шероховатому паркету – и вот я уже несусь по темному коридору в поисках злосчастного выхода. Позади меня раздается яростный крик, сменяющийся громким хлопком разбивающегося дерева. Я слышу злобное дыхание переродка – ступать
Тело подчиняется беспрекословно: адреналин лучшее лекарство от всякой боли и боязни. Но едва я думаю об этом, меня сворачивает пополам.
Я чувствую острую непроходимую боль. Оборачиваюсь и замечаю окровавленный след, который тянулся из темноты. Я истерла босые ноги в кровь, а ко всему прочему добавлялся саднящий острый порез на пятке, в котором торчал кусок битого стекла. Адреналин завладел мной на незначительный срок – боль становится невыносимой с каждым новым шагом. Бег переходит на прихрамывающее хождение.
Я цепляюсь за стену в поиске опоры.
Страх сменяется ужасом того, что сегодня я умру от руки человека, которого, несомненно, когда-то любила. Человека, который, несомненно, когда-то любил меня. Это походит на неудачный анекдот, как и вся моя жизнь в принципе. К губам скатывается бисеринка пота, затем другая, и только спустя мгновение я понимаю, что это слезы.
Впереди мелькает тусклый свет, который пробивался с главной улицы Шлака. Нет, нельзя допустить, чтобы он попал в людное место. Я бессознательно толкаю первую попавшуюся дверь: кладовка. Маленькая комнатка, которая ранее отводилась на хранение пышных буханок хлеба – нашей жизни. Теперь же в темном помещении содержался лишь аромат выжженной плоти. Цинично умереть среди смерти.
И только сейчас я понимаю, что тяжелое дыхание Пита пропало, а грузные шаги сменились звенящей тишиной.
В груди зарождалось безумное желание бежать без оглядки. Ведь теперь нет врачей, которые могли бы оттащить от меня обезумевшего переродка. Я зря понадеялась, что Пит сильнее него – животное начало, которое жаждало моей смерти, слишком глубоко всадили внутрь моего напарника.
Что ж, я не успела спасти несчастных детей, которые вскоре будут стоять на дне Жатвы в Капитолии, так же, как стояла я в родном Дистрикте-12. Стоять и обманывать себя знанием того, что мое имя никогда не вытащат, что родные останутся живы и здоровы, и ужасы арены обойдут нас всех стороной.
Надеясь на случай, я оглядываюсь – ни одного подходящего для самообороны предмета. Заваленные стеллажи, обожженное дерево, ранее бывшее предметом мебели, и оконные стекла.
СТЕКЛА.
Я наобум выхватываю стекляшку и с радостью обнаруживаю, что она с трудом помещается в моей руке и заканчивается острым сколом. Но радость кратковременна и испаряется с первым осознанием того, что мне предстоит делать с ним. Всадить в живое и такое знакомое, родное тело, как я проделывала это с тушками животных.
Я неотрывно наблюдаю за дверным проемом, выжидая пока в нем появится Пит…
Он появляется не скоро. До этого проходят долгие минуты мучения и терзания себя самой. Он идет ровно, не пытаясь напасть. Его шаги тихие и краткие – как у охотника, и только это выдает и определяет переродка.
– Пит, послушай меня, – говорю я, как можно спокойнее и ровнее.
В темноте сверкают обезумевший взгляд напарника. Его глаза из небесных становятся иссиня-черными, угольными.
– Ты должен бороться. Просто не дай ему победить!