Голос бездны
Шрифт:
– Дядя Ваня! – приблизилась к ним бледная как смерть Ксения. – Вы что? Вы вправду? Он же нас защищал! Это же случайно у Миши шея сломалась!..
В ответ на её жалобный тон раздался дружный хохот. Романов плюхнулся в траву возле Лисицына и затрясся что было мочи. Мужчины смеялись громко, упоительно, заразительно, выплёскивая из недр своих всю тяжесть, скопившуюся в них за последние дни, как вязкий горький осадок.
– Ксюша! Ха-ха-ха! Девочка моя! О-хо-хо! Я просто не могу! – дрыгал ногами Романов, то и дело задевая каблуком плечо мёртвого Когтева.
– Га-га-га! Я тащусь! –
– Теперь я верю, детка, что ты на самом деле ни сном ни духом про мужние дела, – проговорил Романов, успокаиваясь. – Ты, глупышка, наивна, как только что вылупившийся цыплёнок…
– Вот, вот, Ваня. У тебя есть на кого излить силу своей врождённой воспитательской страсти, – сказал Сергей, досмеиваясь. – Ксюха – это благодатная почва.
Они затихли. Отовсюду доносились разрозненные песни и звонкий смех. Где-то сухо ломались ветви. Романов запрокинул голову и прислушался.
– Как в кино… Лис, а что здесь за праздник?
– Купала. Самая короткая ночь, – быстро ответила Ксения, падая на землю возле мужчин.
– А тебе откуда известно? – удивился дядя Ваня. – То ты ни шиша не знаешь, а тут вдруг на тебе! Купала! Откуда такая уверенность?
– А мне Сергей сказал, – важно сообщила девушка. – Мы костры увидели, и примчались сюда, чтобы от Миши спрятаться. А мне же интересно, откуда столько народу, столько огней. Сергей растолковал.
– Так вы, оказывается, беседой развлекались, покуда я в перевёрнутой машине беспамятствовал! Славненько получается!
– Дядя Ваня, я же только об этом и успела спросить, – Ксения виновато прижала ладони к груди.
Неподалёку послышалось шуршание травы. Две девицы в коротких платьицах шумно раздвигали голыми ногами траву. На головах у обеих красовались богатые венки из луговых цветов, торчали во все стороны длинные стебли. Из-под цветов красиво рассыпались длинные распущенные волосы. Повернувшись лицом к девицам, Сергей положил руки поперёк Ксении и тут же услышал, как длинноволосые подруги затянули громкую песню:
Схватил девку поперёк,Отнёс девку во лесок,За пень, за колоду,Под белу берёзу.Постой, парень, не валяй,Моё платье не марай!Сама платье скину,Под себя подкину.Руки-ноги разложу,И тропинку укажу!А тропинка торна,К моей штучке чёрной!..Девки скрылись. Романов проводил их взглядом, поднявшись на локтях.
– Весёлые куплетики!
– Купала, – засмеялся тихонько Сергей. – Попасть бы на это веселье при нормальных обстоятельствах, попрыгать через костёр, поцеловаться в хороводе…
– Так пойди попрыгай.
– Устал, однако, как чукча после охоты на кита.
– А скажи мне, друг Лис, всегда, что ли, в эту ночь наш народ так развлекается?
– Не знаю, Вань. Я как-то лет пять назад был на Купале, но там всё выглядело скромнее. Народу собралось поменьше нынешнего, да и одежду сбросили человека два-три, чтобы умыться росой. Стеснялись. А тут, я вижу, размах! Никогда не думал, что у нас, в нашей провонявшей ладаном стране так лихо гуляют на Купалу, по-настоящему.
– Получается, что у нас язычество, что ли, на ноги встаёт? удивился Романов.
– А чем это плохо? Язычество веселее и здоровее христианства. Оно от земли и от неба, а не от принесённых из-за моря книг. Оно от души, от народного духу…
– К чёрту эти разговоры! – потянулся Романов и посмотрел на труп Когтева. – Мы устроились тут, как на пляже. А надо бы и за дело взяться. Не забывайте, друзья мои, что на наших руках покойник, которого надлежит сдать в соответствующее место.
– Что ты предлагаешь? – Лисицын приподнял голову и посмотрел на полковника.
Романов тяжело поднялся и отряхнулся.
– Пройдусь, – сказал он, рассовывая по карманам пистолеты.
– Куда вы, дядя Ваня?
– Обратно. Нужно поймать попутку и добраться до телефона, чтобы вызвать машину за этим, – он кивнул в сторону Когтева. – А вы тут ждите меня. Теперь уж бежать не от кого и не за кем. Далеко не уходите и не пускайте особенно никого сюда, не то народ зашугается, завидев страшного дядьку со скрученной башкой…
– А мы скажем, что это пьяный водяной дрыхнет…
Полковник неторопливо побрёл по мятой траве, обходя затухающие костры и сбивая росу широкими штанинами.
– А я хочу туда, – Ксения указала рукой за костры. – Хочу голышом.
Сергей взял её за руку.
– Пошли. Думаю, что сейчас самое время сбросить с себя одежду и поваляться в росе.
– Ты серьёзно?
– Вполне. И ты – наконец-то! – произнесла, обращаясь ко мне, «ты».
– Сейчас можно.
– Отчего же? Почему раньше было нельзя?
– Потому, что сейчас мы словно родились заново.
– Резонно. Мы действительно родились заново. Вдвоём. Под дулом пистолета.
– Сейчас мы на равных. И мы будем прыгать нагишом, – Ксения потянула Сергея за руку, свободной рукой расстёгивая пуговицы на рубашке. – Пошли. Я очень хочу туда!
– А Михалыч пусть без присмотра лежит?
– Пусть. Его больше нет.
– Его больше нет, – согласился Сергей, сбрасывая башмаки и наступая босиком на влажную траву.
– Я совершенно свободна!
Они двигались с каждым шагом быстрее и быстрее, сбрасывая на ходу одежду и оставляя её лежать на земле белыми комьями. Уже заметно рассвело по сравнению с ночью, и очертания предметов сделались легко различимыми. Впереди громко смеялись женщины. Их было человек пять-шесть. Все нагие. Стоя на коленях в высокой прибрежной траве, они водили руками вокруг себя, осторожно стряхивая на ладони капли росы. Чуть в сторонке топтался, покачиваясь, худой мужчина в плавках. Его голову украшала неуклюжая маска из мешковины с прорезанными отверстиями для глаз, поверх маски лежал венок из стеблей травы. Мужчина делал несколько шагов вперёд, затем пятился назад и прижимался спиной к стволу высокой берёзы. Всякий раз прикасаясь к ней, он выкрикивал: