Голос сердца. Книга первая
Шрифт:
— Принимать вас — удовольствие, поверьте, — произнес Кристиан на таком же безукоризненном английском, как и у его сестры. — И, пожалуйста, простите, что не смог поздороваться с вами, когда вы приехали. Меня неожиданно посетил… старый приятель… моего отца. Он задержался несколько дольше, чем я ожидал.
— Пожалуйста, не извиняйтесь. Франческа очень хорошо меня развлекала. Кроме того, я получил большое удовольствие, знакомясь с этой комнатой. Она прекрасна.
— Спасибо. А теперь, как насчет бокала шампанского? Франческа, дорогая, будь так любезна, принеси его сюда, пожалуйста.
— Конечно. — Она поспешила к консольному столу, разлила шампанское и отнесла поднос
— За здоровье! — в унисон повторили Франческа и Виктор.
— Мне очень жаль, что Диана задерживается. Какие-то проблемы с бутиком в Мюнхене, — заметил Кристиан, прибегнув к маленькой лжи, чтобы избежать долгих объяснений по поводу ее разговора с матерью. Он сделал глоток шампанского, широко улыбнулся и продолжил: — Но она у нас умеет быстро все расставить по местам, так что я не сомневаюсь, что скоро дорогая сестрица присоединится к нам. Вы, должно быть, голодны после поездки. — Он бросил взгляд на жаровню: — Берта сделала шведские тефтели. У нее это получается очень вкусно. Угощайтесь, пожалуйста.
— Думаю, что я воспользуюсь вашим предложением, — слегка привстал Виктор.
— Я вам помогу, — быстро сказала Франческа и в мгновение ока пробежала через комнату. — Тебе принести, Кристиан? — спросила она, накладывая тефтели в стеклянную тарелку.
— Спасибо, пока не надо. — Он подтолкнул свое кресло ближе к кофейному столику и достал сигарету из серебряной сигаретницы. Прикурив, Кристиан обратился к Виктору: — Мы так счастливы принимать гостей в это время года. Обычно это мертвый сезон. После Рождества нас мало кто навещает до самого лета. Тогда они приезжают на Зальцбургский фестиваль.
— Да, я слышал. Говорят, что фестиваль — это просто энчилада.
Кристиан озадаченно посмотрел на Виктора:
— Энчилада?
Франческа, возвращаясь с тарелками, усмехнулась и пояснила:
— Это одно из любимых выражений Виктора. Чисто калифорнийское изобретение. Оно означает «что-то особенное», Кристиан. — Она поставила тарелку перед Виктором, посмотрела на него через полуопущенные ресницы и произнесла: — Вы как-то обещали объяснить его происхождение, но так и не сделали этого.
— О, прости. Энчилада — это лепешка из кукурузной муки, плоский мексиканский хлеб. Что-то вроде блина, но более плотное по консистенции. В нее заворачивают всякие вкусные вещи — говяжью отбивную, сыр, овощи, — а потом скручивают и едят с одним из многочисленных соусов. Это что-то… — Виктор на секунду замолчал, подбирая нужное слово, а потом закончил: — В общем, это что-то. Боюсь, что я слишком часто употребляю это слово и порой не совсем кстати, но я считаю его исключительно выразительным.
— И очень даже емким, — отметил Кристиан, которого пояснение Виктора очень позабавило. — Думаю, что мне стоит взять его на вооружение.
— Взять на вооружение что? — спросила Диана, появившаяся в дверном проеме.
Кристиан повернулся к сестре и повторил ей слова Виктора, пока она наливала себе шампанское. Занятый поглощением тефтелей, Виктор тем не менее с интересом наблюдал за братом и сестрой, которые его очень заинтриговали. В его голове роилась масса вопросов, касающихся членов этой семьи, как присутствующих, так и отсутствующих. Возможно, Франческа ответит на них позже. Совершенно определенно, она собиралась рассказать ему о болезни Кристиана, когда этому помешало неожиданное появление Манфреда с шампанским. Он бросил быстрый, но проницательный взгляд на молодого князя. Если бы не его прикованность к креслу, он выглядел бы абсолютно здоровым человеком. В нем чувствовалось огромное жизнелюбие. Виктор мгновенно уловил, что, несмотря на физическую немочь, Кристиан был бодр духом. За мягкой сдержанной внешностью стояла сильная волевая личность.
Диана присоединилась к Ним, присела на скамью и обратилась к Виктору:
— Можете ли вы использовать это слово — энчилада — применительно к описанию людей или домов. Ну, например, можете ли вы сказать, что Виттингенгоф — это энчилада?
Ее глаза весело блестели. Виктор засомневался, не подтрунивает ли она над ним, но решил ответить серьезно:
— Конечно, могу. А он, кстати, и есть просто — энчилада. По крайней мере, судя по тому, что я успел увидеть.
— Спасибо, Виктор. Вы очень любезны. Мы любим свой замок. Мы были очень счастливы здесь. Правда, Кристиан?
— Да, дорогая.
— Франческа сказала мне, что замок много лет не использовался. Не могу представить, как можно было отказаться от него. Неужели ваши родители не привозили вас сюда, когда вы были детьми? — спросил Виктор Диану.
Ответа не последовало. Как и Кристиан, Диана не хотела включаться в разговор на темы, которые могли оказаться слишком сложными, порой болезненными, и потребовали бы длительных предисловий. Она уже давно усвоила, что гораздо лучше совсем избегать их, где возможно, если только это не выглядело откровенно невежливым.
Всегда очень чуткий к настроению компании, Виктор мгновенно уловил возникшую неловкость и удивился, почему его невинный вопрос вызвал это странное молчание. Он пристально посмотрел на Диану и заметил, что по ее лицу пробежала тень страдания. Но она тотчас же улыбнулась и тряхнула головой.
Прикуривая сигарету, Диана наконец ответила:
— Нет, они не привозили нас сюда. Никогда. Знаете, они и сами сюда не ездили. Папа не очень-то любил Баварию. — Она на секунду заколебалась, сама удивившись, что сказала так много. Это все Виктор. В нем было что-то такое, от чего Диана чувствовала себя совершенно естественно в его обществе. Этот человек располагал к доверию. В глазах Виктора она увидела незаданные вопросы, а на лице прочла недоумение. Почти против своей воли она продолжила: — Бавария в двадцатые — тридцатые годы была той кухней, на которой делалась политика. Неправильная политика, как считал мой отец… — Она запнулась, услышав, как кашлянул Кристиан, и неуверенно посмотрела на брата, решив, что он, вероятно, порицает ее за болтливость.
Но Диана ошиблась, потому что Кристиан продолжил сам:
— Наш отец был антифашистом, Виктор. Здесь, в Баварии, у него было много противников. Грязная кучка гангстеров, которой Гитлер располагал вначале, окопалась в свое время в Мюнхене — вы же знаете — Кристиан наклонился ближе к столу; его лицо оживилось, а карие глаза потемнели, став почти антрацитовыми. — Затем здесь были организованы штаб-квартиры множества других организаций правого толка. Фанатики приходили в ярость от Версальского договора, бесновались по любому поводу и без оного. Баварские монархисты тоже закусили удила, возжелав провозгласить независимое государство и вернуть своего монарха. В общем, в тот период Бавария была очень опасным местом для такого человека, как мой отец. Он не только не изъявлял восторга по поводу всех этих перемен, но и был активным противником тех, кто намеревался разрушить республику изнутри. Он хотел установления истинной демократии, а не диктатуры. Все свое время, энергию и состояние он посвятил борьбе с деструктивными силами, разрывающими страну изнутри.