Голос вражды
Шрифт:
– Крылатые ублюдки хотят крови, а потеть нам? – взревел седовласый мужчина, прочтя послание царя, только доставленное гонцом.
Тальгед был немолод, но по-прежнему силен, как физически, так и ментально. Это было сразу видно по тугим узлам мышц, на его руках и шее. В глазах его замерцали искры, готовой сорваться силы, которая хищно бурлила, чувствуя ярость владельца.
– Будь благоразумен, ни к чему такие разговоры при них, – шикнула на него супруга, украдкой поглядывая на сыновей. – Пески полны шпионов, за такие высказывания тебя могут отправить на дыбу!
– Пусть! Пусть они пошлют меня сразу на костер! – упрямо
– Милый, полно, не начинай…
– Потому, что очередному дуэлянту, захватившему власть, хочется еще большей славы? Ради этого дерьма, мы должны лезть под пули рунианцев?
– Но имперцы наши враги, отец, – возразил старший сын. – Я слышал, что это их проделки с атаками на наши караваны!
– Кто тебе это сказал, юноша? Уж не крылатый ли ублюдок, который хочет, чтобы ты за него бился против Академии Тайн? – вскипел отец, ткнув пальцем в грудь парня.
Леди Паутрем обхватила голову руками и шумно разрыдалась. Её всхлипывания заглушили шум ссоры и вскоре заполнили воцарившуюся тишину. Когда она поняла, что спор утих, то подняв распухающие от слез веки, обвела взглядом лица мужчин, словно, запоминая.
– Единственный шанс вам выжить, это держаться вместе и сделать так, чтобы стая победила. В былые времена мы могли говорить с Арскейя на равных, теперь нет. Нравится нам это или нет, будущее сейчас за ними, – она кивнула на дверь. – Вендази сохранили в себе то, что мы, несчастные бездомные, утратили десятки лет назад. Чувство своей земли под ногами. Им есть за что умирать, держитесь их!
– Мать права, я слышал, оккультисты думиваро готовят поистине небывалый костер в Муткарге, – поддержал ее, молчавший до этого юноша с серо-зелеными глазами. – Вендази не дураки, их шпионы действуют по всему свету, они должны быть осведомлены о силах противника.
В ту ночь во многих домах Индорукева[6] горел свет, и не стихали разговоры о последних новостях. Мало кто, из поднятых по тревоге, осознавал, чего ждать от такого похода. Скорее всего, большинство даже не представляло, насколько могущественный враг ждет их, наращивая колоссальную мощь у границ. Однако в такие моменты никто не спрашивает, каковы твои политические взгляды и планы на будущее.
Царь без царства оставался связующим звеном детей Монара с теми, кем когда-то являлись их предки. Этот, как и многие другие, казалось бы, ненужный пережиток ревностно охранялся тальгедами и отстаивался годами. Они верили, что во главе домов должен стоять свой царь, который однажды приведет их к процветанию. Нужно только ждать, хоть и сжав зубы, и изрыгая проклятия, а это дети Монара умели, как никто другой.
Лишь с лучами, поднимающегося над миром солнца, Илорем впервые остановился. Осмотревшись вокруг и убедившись, что поблизости не видно ни души, колдун спешился и привязал коня. Сезон засухи подходил к концу и то тут, то там на горизонте виднелись столбики дыма от пожаров, которые были обычным явлением для этого времени года. До границ Долины томагавков оставалось порядка недели дневных переходов, но у фоекусто не было ни такого времени, ни возможности скакать при свете солнца. Шансы нарваться на вендази были угрожающе велики, а поэтому в ход следовало пустить самые отчаянные способы сохранить скрытность и одновременно увеличить скорость.
Пройдясь по кустам вокруг, Илорем насобирал сухих ветвей и соорудил небольшой костер, вокруг которого вычертил аккуратную остроконечную звезду с четырьмя лучами. Пламя с удовольствием принялось пережевывать хворост, а колдун устало уселся прямо на траву, глядя на языки огня. Есть совсем не хотелось, но он заставил себя проглотить несколько полосок вяленого мяса, запив их подогретой в котелке водой с травами. Путь предстоял неблизкий, а значит, организм должен был с первых дней взять определенный темп, поддерживать который колдун собирался с помощью своих знаний и опыта. Задумчиво глядя в костер, Илорем думал о том, что его миссия, возможно, станет кульминацией всей жизни.
Это было довольно странное и спорное ощущение. С одной стороны, как фоекусто, он осознавал честь и значимость того, что царь направил именно его. Судьба всего народа тальгедов сейчас была в руках колдуна. С другой стороны, что-то тяжелое и неизмеримо печальное поселилось в его сердце в ту роковую ночь. Илорем не был лучшим из фоекусто Сирегну. Не самым сильным, как воин, не самым искусным в колдовстве, тем не менее, он оставался таинственным и в чем-то незаурядным самородком. Но выбор был обусловлен совершенно иным, и от этого отдавал горечью. Будучи крепкой серединой, колдун не отличался от своих сослуживцев ничем, кроме одного – только Илорем не имел дома.
Его отец не вернулся с Железной войны. Мать тяжело перенесла эту утрату и долго болела. Годы сгибали ее все быстрее с каждым прожитым днем, а минувшей весной она умерла. Являясь единственным ребенком в семье и к тому же фоекусто, Илорем должен был продолжить род, если бы не проклятие плоти, полученное им в обмен на свой дар. Он оказался наделен редкой, особой властью над неживой материей. Обладая силой поднимать могущественных гомункулов и модифицировать их, создавая кошмары, достойные грозных бестиариев старой школы Монара, колдун не мог иметь своих детей.
Проведя ладонью по лицу, словно смывая тяжелые мысли, Илорем встал и направился к коню. Животное мирно дремало, наслаждаясь заслуженным отдыхом. Колдун достал из-за пояса кинжал с волнистым лезвием черного цвета и опустил свободную ладонь на шею коня, поглаживая его. Закрыв глаза, он потянулся вперед к сознанию своего скакуна, подчиняя и одурманивая, после чего отточенным движением перерезал горло. Животное вздрогнуло и рухнуло на землю, разбрызгивая кровь, фонтанирующую из огромной раны.
Склонившись над тушей, фоекусто принялся свежевать труп деловито и буднично, насколько это мог делать опытный некромант. Под столь необычным черным клинком, плоть расходилась, будто он заточен рунианскими мастерами. Кости ломались, как сухие ветки, а колдун методично продолжал работу, время от времени вставая и относя что-то к костру, на котором снова кипел котелок, с бурлящей субстанцией, уже не имеющей ничего общего с приготовлением пищи.
Когда работа подошла к концу, картина, царящая на этом, всего час назад мирном привале, вызвала бы животный ужас даже у заправского мясника. Перед Илоремом лежало творение из плоти и костей, уже совсем не напоминающее лошадь, даже отдаленно. Ребра грудной клетки оказались растянуты, образуя подобие капсулы, череп был лишен нижней челюсти и теперь походил на шлем. Передние и задние ноги, до неузнаваемости измененные, образовали два исполинских крыла, обтянутых кожей.