Голос вражды
Шрифт:
Имея десятки поклонников и не меньше подруг, молодая ведьма вцепилась в меня мертвой хваткой, по-видимому, решив заполучить любой ценой. Я думаю, она даже не осознавала природы своего влечения, в отличие от меня. Все дело было в искре. Чувствительная к малейшим ее проявлениям, Фуркоди ощущала трепет перед древней силой, что наполняла мою кровь. Девушка тянулась к шепоту смошадор, как цветок к свету. Иногда мне было даже интересно, как бы ведьма себя повела, узнай она, что набивается в любовницы к одному из заклятых врагов бездны.
И все же мы дружили. Конечно, я использовал Фуркоди для достижения собственных целей. В частности, именно
– Ты ловко уложил тех жрецов, когда мы прорывались через дом на соседнюю улицу. Кстати, что это было? – перевела тему ведьма.
– Астральный шторм, – неохотно признался я. – Когда-то давно подсмотрел у одного знакомого. А до жрецов… Парни сами виноваты, что подставились. Взялись работать вместе, так хоть не мешайте друг другу!
– В точку! Не то, что мы с тобой. Да, сладкий? – проурчала Фуркоди, подняв левую бровь.
– Ты неисправима! – расхохотался я. – И, раз мы об этом заговорили, не могла бы ты перестать лезть на рожон? Понимаю, это не твой стиль, работать из второй линии. Но если однажды, я недосчитаюсь в наших рядах твоей милой мордашки, мне будет по-своему грустно.
– Великие Боги! Я согласна принять это, как комплимент. Да какой изысканный! – сказала она, закатывая глаза. – Не строй из себя зануду, а то брошу.
Так и проходил марш-бросок к следующей цели, плетясь в колонне огромной армии, которая топтала земли некогда свободного королевства Солмнис. За все время пути нам не повстречалось ни одного сола. Небольшие поселения и деревни стояли безлюдными и покинутыми, и фуражиры беспрепятственно пополняли съестные припасы тем, что могли найти. С одной стороны, это было хорошо, для всех: мирное население значительно меньше пострадает от ужасов войны, а армия не начнет разлагаться от излишнего насилия. С другой же, я прекрасно представлял и то, что средний крестьянин, даже с семьей, движется куда быстрее войска, а значит в какой-то момент, о наших перемещениях будут узнавать заранее. Стало быть, скоро покидать насиженные места крестьяне будут без паники, обстоятельно выгребая все закрома, а может быть, даже оставляя ловушки и засады.
Когда до Варетуссам оставался двухдневный переход, звук горна пронзил небо.
– В чем дело? – вопросила Фуркоди, привставая в седле.
– Похоже мы уже на месте, – ответил я, всматриваясь в горизонт.
– Я ничего не вижу, – посетовала ведьма, щурясь. – Где город?
– У него узнаем, – ответил я, глядя на всадника, который гнал коня во весь опор против движения нашей колонны.
Конечно, он не остановился, пронесшись мимо, как вихрь. Звуки горна, стали звучать все чаще, и скоро до нас дошли последние новости. Один из передовых отрядов разведки обнаружил крупное войско солов, выступающее нам наперерез. Речи о продолжении движения для осады Варетуссам и быть не могло. Солнечные жрецы, наконец, пришли в себя и замахнулись для собственного удара, перехватив колонну в поле. Я не сомневался, что Сагини Канемуст даст бой. Пока, как таковой линии фронта нет, нужно было двигаться максимально стремительно.
– Готовь свои зелья, рыжая, – пробормотал я, вслушиваясь в магические эманации атмосферы. – Завтра будет серьезная драка.
Риск – ноша изгоев
Сирегну, первый своего имени, наследный царь Тальгедов стоял у окна в тяжелых раздумьях. Он ненавидел Арскейя, как и Зоркундлат. И одним и другим никогда не было дела до его народа. Первые обещали мир и защиту, но слова своего так и не сдержали. Вторые прочили земли и равноправие, а на деле содержали не лучше наемников. Теперь же сайер требовал повиновения и объявил сбор войск. Дочь томилась в плену Муткарга, а сын… Мурашки бежали по коже при мыслях о том, какая судьба могла постигнуть его.
Решение нужно было принимать немедленно, но царь медлил. Он вглядывался в ночь, стараясь найти в пустоте ответы на свои вопросы. Темнота манила и завораживала, но на сердце Сирегну разрывалось от внутренней борьбы. Поколения тальгедов сменялись одно за другим, но численность населения неуклонно таяла. Чужая, несправедливая, тяжелая судьба досталась их народу, а они выживали по инерции везде и всегда. Тальгедам пришлось выучиться строить дома в прожигаемых солнцем саваннах, играть по чужим правилам, стать частью совершенно иной культуры. Вопреки веренице прожитых лет, судьбе и всему треклятому миру, они снова и снова оглядывались на запад преисполненные надеждой. Где-то там, далеко за непроходимыми джунглями утаремо скрывался их мертвый дом.
В дверь тихонько постучали.
– Входи, – устало бросил царь, даже не шелохнувшись.
Раздался едва различимый скрип петель, и снова повисла гнетущая холодная тишина. Сирегну, замер, как обелиск, понимая, что так и не принял решения. Наконец, он резко развернулся и уставился немигающим взглядом в глаза вошедшему. Его гость спокойно выдержал паузу и коротко склонил голову в приветствии. Это был мужчина лет тридцати. Его бледная, натянутая, как простыня кожа, имела нездоровый блеск. Крючковатый нос, походил на совиный клюв и смотрелся хищно, а холодные, словно, неживые глаза дополняли отталкивающий образ.
– Скажи, старый друг, во время выполнения своих заданий, бывало ли, чтобы ты колебался?
– Никак нет, ваше величество.
– Что, никогда не сомневался? – раздраженно бросил царь. – Не ври своему господину.
– Я и не вру, ваше величество. Для того чтобы сомневаться в миссии, нужно утратить веру к тому, кто ее поручил. А я по поступлению на службу клялся, что никогда этого не сделаю.
– Хорошо тебе, – посетовал Сирегну. – Жаль, с моими делами не все так просто.
Он прошелся по комнате, глядя на нее, будто видел в первые, и снова остановился у окна. Звезды все так же терпеливо мерцали вдали, наполняя ночь искристым сиянием. Пришла пора делать выбор или снимать корону, чтобы его сделал кто-то другой.
– Илорем, мы знакомы с тобой вот уже тридцать лет. За это время ты ни разу не подвел ни меня, ни наш народ. Я знаю, что ты уже не мальчик. Не спорь, время властно над каждым. Но именно и только тебе будет суждено спасти нас.
Царь подошел к секретеру и, достав из кармана ключ на золотой цепочке, отпер один из ящиков. Повернувшись к столу, он опустил на него небольшой сверток парчовой ткани темно-синего цвета. Развернув его, Сирегну протянул своему собеседнику половинку диска перламутрового цвета. Фоекусто[4] осторожно взял предмет, взвешивая в ладони, и поднес к огоньку свечи, разглядывая.