Голоса на обочине
Шрифт:
…Будто почуял Колька и вовремя отошёл от нас – беду отвёл.
На себя взял… Или совпадение?.. Как хочешь думай…
Такой случай
– Стали нас принимать всем классом в октябрята. А я отказываюсь. Не хочу.
Наша учительница Нина Ивановна внушает мне:
– Не волнуйся, я говорила с твоим отцом. Он тебе разрешает быть октябрёнком.
– Нет, – говорю, – пусть он об этом сам мне скажет!
И ушёл домой. Остальных Нина Ивановна повела во двор на площадку.
Шёл из школы и не мог понять, как мой отец священник мог разрешить такое. Значит, тогда Бога нет?
Оказалось, что отец ничего не знает. Моя учительница с ним не говорила.
На другой день я подложил ей кнопку на стул. Она сразу догадалась, что это моя проделка. Стала при всех меня стыдить. Что мне оставалось делать? Я сказал, что она врунья! В присутствии всего класса заявил.
Она оставила меня после урока одного и стала бить по спине, по рукам. Получилось так, что я ударился локтем о дверцу голландки, и у меня потекла кровь. Она, опомнившись, крепко испугалась. Выбежала из класса, оставив меня одного. Если б не кровь, досталось бы мне больше…
Она скрыла всё. И я ничего никому не сказал.
…Прошло более тридцати лет. В храме после службы подходит ко мне старушка:
– Батюшка, вы меня не узнаёте?
– Нет, – говорю, – не припоминаю.
– А я узнала вас. Я Нина Ивановна – ваша первая учительница. Помните приём в октябрята?
Тут-то я всё и вспомнил. Она рассказала о себе:
– Приехала я к младшей сестре, которая недавно стала жить в вашем городе. А она говорит: пойдём со мной в наш храм на службу, у нас такой батюшка!.. Один раз пришла, второй… Сегодня вот решилась подойти, открыться… Судьба моя оказалась тяжёлой. Всякое было. Больно уж я нетерпеливая была во всём… Упорная… А разума… Живу давно одна, дети разъехались – и как и не было их… Слава Богу, встретила вас! Хочу попросить прощения. Снимите давний грех мой с души! Я и раньше-то, как постарше стала, очень себя корила за свой тот давний поступок, но к кому с этим пойдёшь?.. Время-то… А я не такая сильная, как вы…
…Как всё переменилось вокруг, одиноко стало. В церковь-то и потянуло… Всё хотелось потом узнать, где вы? Слыхать-то слыхала, что настоятелем стали… А где? И тут такой случай!
«Ты такая нам не нужна…»
Я тогда медсестрой работала в больничке с отказными больными детьми. До перестройки ещё.
Узнали, что я собираюсь за верующего, сына священника, замуж выходить, стали «пужать» меня. Что только не говорили! «Он тебя ночами будет заставлять молиться. Истязать будет постами!»
Я упёрлась.
Тогда мне сказали, что я такая в больнице не нужна! Могу изуродовать слабые детские души. Что надо мне уходить, другую работу искать…
Я и ушла.
Поженились мы с Алёшей и уехали жить в другой город. Замужем я уже около тридцати лет. И дети есть, и внуки…
Где теперь те люди, где те детки, за которыми я ухаживала?
Неужто без веры живут? Беспокойно за них…
Сержант
Дело было в начале восьмидесятых. Получил я сержанта и прибыл, куда направили. В первый же день вызывает меня в красный уголок замполит.
Вхожу. Сидит он и ещё три офицера. Все смотрят на меня, как на музейный экспонат.
Замполит спрашивает: – Ты как к нам попал?
Отвечаю:
– Это вопрос не ко мне!
Майор повёл головой из стороны в сторону, явно недовольный ответом, и вновь задаёт вопрос:
– Но ты понимаешь, что тебе у нас служить нельзя?
– Почему? – спрашиваю.
– Ты же верующий. В Бога веришь.
– Одно другому не мешает, – отвечаю.
Он своё:
– У нас же ракетные войска!!!
Замполит привстал над красным сукном. Видно, что разговор для него необычный. Но глаза ленивые такие…
– И что с того, что ракетные? – говорю.
Майор вышел из-за стола, подошёл сначала ко мне, потом зачем-то к окну. Со значением посмотрел через оконное стекло в просторное небо. Вернул взгляд в мою сторону. И сказал наигранно, с усмешкой:
– А вдруг Бог даст тебе команду нажать кнопку и выпустить ракету? Или ещё чего такое? Что будешь делать?
Я искренне удивился таким словам его. Спрашиваю:
– Товарищ майор! И вы тоже верите в Бога? Верите, что такая команда может поступить?
Он опешил от такого вопроса. Подошёл к столу, сел. Лицо оживилось, сделалось красным. Молчит. И остальные офицеры молчат. Не ожидали такого…
…После этого разговора никто со мной из офицеров не затевал беседу о вере. А замполит, как мне показалось, внутренне зауважал меня.
…И среди солдат потом много раз попадал я под каверзные вопросы. И каждый раз ответ находился вовремя.
Будто кто помогал мне в этом…
С голода не пухну…
Когда началась наша всеобщая «прихватизация», и я попал под её каток.
Я – главный инженер главка. Под началом до двух десятков заводов. Что началось вокруг и около: голова кругом! Терпел, не зная, что делать.
…Пошёл на подпись поток передаточных ведомостей на оборудование по остаточной стоимости. Заводы готовили к передаче в частные руки. Схватился за голову: стоимости смехотворно занижены. Три ведомости подписал, больше не мог. Перестал спать ночами. Иду к начальнику главка:
– Виктор Аркадьевич, это ж грабёж государства, народа. Понимаем ли, что творим? Будто не заводы готовят к передаче, а колхозные слесарки!
– Там понимают, – показывает пальцем над головой начальник.
– Но почему я должен это подписывать?
– А кто? – спрашивает. – Не я же! Ты отвечаешь за оборудование, ты – технический директор. Там, – опять показывает на потолок, – всё согласовано. Понял?
Я всё понял. И написал заявление об уходе. Никаких бумаг больше подписывать не стал. Это последняя была. Так я стал безработным.