Голоса прошлого
Шрифт:
Я молча, – как он просил!– слушала. Что это с ним случилось такое? Наш капитан похвалу в адрес подчинённого из себя обычно клещами тащит и вовсе не потому, что считает младших по званию недотёпами. Недотёпы, – реальные недотёпы, имею в виду, – отгребают себе "похвалу" совсем иного рода. После чего либо растут над собой, либо уходят на гражданку.
Он потёр ладонью короткий ёжик волос на затылке. Сказал:
– В общем... Я едва не потерял тебя в очередной раз, и с меня хватит. Будь со мной, Энн...
Что неожиданность, мягко сказано. У меня не нашлось слов. Что?!
Он положил ладонь на мою кисть, и я невольно вздрогнула от этого прикосновения.
– Не спеши с ответом. Кого ты любишь, я видел...
– Сейчас скажете что– нибудь, – с тоской предположила я, не найдя более умного ответа.
Детский лепет. Мне стало отвратительно себя слушать, и я замолчала. Хотелось заплакать, но слёз не было, и не буду я плакать, даже если появятся...
– Ничего не скажу, – серьёзно ответил Огнев. – Это – только твой камень. Тебе и нести его.
Камень. Это он точно выразился. Камень, да ещё какой...
– На его место не претендую. Просто будь со мной, насколько сможешь. Год... полгода... Чтобы у нас помимо войны, будь она проклята, осталось ещё хотя бы что– то. Не спеши отвечать, Энн. Подумай. Надумаешь, приходи. Буду ждать.
Он встал, попрощался коротким кивком и ушёл. Плёнка силового поля вспыхнула на миг ярко– сиреневым, впечатывая в сетчатку очертания капитанской фигуры, и погасла.
Я с отвращением заглянула в кружку с остывшим пойлом. Зажмуриться и выпить залпом или тянуть сомнительное удовольствие по глоточку, отплёвываясь после каждого? Задача.
Тёплое солнце, сочувствие инфосферы. Не прямое общение, ставшее уже привычным, а просто знание, словно бы само собой всплывающие сквозь слои памяти.
Паранорма пирокинеза ограничена и неполна. Но относится к тому же спектру, что и целительская. С оговорками.
Чтобы пирокинетик смог исцелить кого бы то ни было, он должен испытывать к этому человеку глубокое и яркое родственное чувство. Тогда невозможное становится возможным, и происходят настоящие чудеса.
Продлить жизнь тому, кто уже встал одной ногой на край могилы, например. Или исцелить неизлечимо раненого...
Капитан Огнев провёл сорок четыре 'паранормальных эвтаназии', и всего лишь одна из них окончилась успехом. Успеха могло и не быть. Поехала бы я в центр переподготовки или на гражданку; капитану стало бы грустно от потери хорошего бойца, но он это как– нибудь бы пережил. Без особых внутренних терзаний. Это – война. Кто– то получает ранение и отправляется на заслуженную пенсию, кто– то умирает навсегда. На их места приходят другие. На том мир стоит.
'Я едва не потерял тебя в очередной раз'...
Я уткнула в ладони пылающее лицо. Что мне теперь делать с этим, что? Как дальше быть?!
– Ты просишь совета? – спросила в глубине сознания Ванесса.
– Да... да!
Облегчение от того, что не одна, что со мной рядом есть кто– то, кто поймёт и поможет, оказалось огромным.
– Не руководство к действию, сама понимаешь. Решать тебе. Лишь совет. Я старше и видела больше... но и только.
– Я... буду благодарна...
– Для начала неприятный вопрос, – по– деловому начала Ванесса. – Сколько времени ты собираешься потратить на плач по засранцу, которому на тебя наплевать?
Ожгло внезапным гневом. Как она смеет?!
– Тёма не засра...
– Выключи эмоции, Ламберт, включи рацио, – резко оборвала она меня. – Сколько? Год, два, десять? Всю жизнь?
Всю жизнь. Всю жизнь! Жизни не хватит, наверное...
– Я не... я не знаю.
– Уже лучше. Хотя бы 'не знаю' вместо пожелания пойти по известному адресу...
Я молчала, медленно поджариваясь на адском огне. Сама напросилась, сама допустила слишком близко другого человека, телепата, ну вот, получай неприятные вопросы. И не жалуйся. Не жалуйся...
– Он у тебя первый и единственный, верно? – сочувственно спросила Ванесса. – Да, тебе придётся нелегко...Но скажи, Огнев тебе отвратителен?
Память услужливо выдала лицо капитана, его голос: 'я давно за тобой наблюдаю...' И я с удивлением поняла, что отвечать утвердительно не очень– то хочется. Отвратительным Игоря Огнева называть было ну никак.
– Нет.
– Хорошо...
– Я не могу!– возмутилась я. – Я... я... я его не люблю!
– А вот это, прости, подростковый эгоизм, – безжалостно сказала она. – Все эти 'бабочки в животе', 'бабочки в животах у бабочек в животе' и прочая дурь. Надо уметь не только брать у жизни всё, но и отдавать взамен, причём тоже всё. Ты молода, Ламберт. Живи, а не существуй. Лови момент. Я давно и хорошо знаю Игоря. Он не из тех, кто подведёт или предаст. Тебе повезло... – молчание, потом сожалеющая досада:– Жаль, он позвал не меня...
– Вы любите его? – вскинулась я.
– Нет. Но я подарила бы ему радость. А это немало, поверь.
Легко ей говорить. Она, наверное, никогда не любила, вот и...
– Любила, – тихим вздохом пришёл ответ на мои мысли. – Любила, Энн. Это было давно...
Но она не пожелала рассказать мне свою историю. Её камень оказался не легче моего...
Я взяла в руки холодную кружку, выдохнула и влила в себя её содержимое. Во рту мгновенно стало мерзко. Это пить надо в горячем виде, тогда с ним ещё можно как– то примириться.
***
В предбаннике занялась броней. Проверить ещё раз, привести в порядок то, что требует внимания... Из– за полуоткрытых дверей доносился гитарный перебор, голоса. Алеська перекинулась парой фраз с кем– то, затем тихо, негромко запела.
Ах, война, что ты сделала подлая
Стали тихими наши дворы
Наши мальчики головы подняли
Повзрослели они до поры...
Решение пришло внезапно и принесло с собой покой. Конечно же, нет. Как я объясню это Огневу, я пока не знала. Но обманывать его не хотела. Разве можно 'дарить радость', притворяясь, что тебе тоже хорошо? Я внезапно поняла Артёма. Он не хотел был довеском к моему чувству. А ответного у него не родилось. Как у меня к Огневу. Какая я была дура, какая дура! Жгучее мучительное чувство выбивало радугу на ресницах. Как я думала, что моей любви хватит на двоих... стоит только доказать Артёму, что я нужна ему, что мне без него никак, что...