Голоса прошлого
Шрифт:
– Клянусь, – тихо, почти шёпотом, выдавил он из себя. – Памятью Старших, солнцем Младших, кровью своей...
– Что бы ни случилось, – подсказала я.
Он закрыл глаза и повторил, бледнея:
– Что бы ни случилось...
– ... сохранять себе жизнь.
– Сохранять. Себе. Жизнь...
– Держи.
Протянула ему клинок рукоятью вперёд. Он взял. Бережно, как величайшую драгоценность. Впрочем, почему как? Для него нож именно такой драгоценностью и был...
– Что вам нужно от меня? – спросил резко. – Ничего не скажу! Ничего не добьётесь!
– Спасибо за пожелание, – усмехнулась я. – Странно, правда? Я вот хочу, чтобы ты жил... Как думаешь, почему?
Он почти по– человечески пожал плечами. Мол, что тут думать? Ещё я в твои хотения не вникал!
Ненависть, помноженная на ледяную ярость, расходилась от него упругими волнами.
– 'Хорошо', – прокомментировала Ванесса. – 'Ещё немного...'
Я терпеливо ждала. И дождалась: мальчишка не выдержал. Клинок был у него в руках, страшное оружие, если уметь им пользоваться. Младший Немелхари умел. Он бросился на меня, единым движением, с места... Но я это предвидела, и ничего у него не вышло. Огрёб по полной – в грудь, в пах, по шее. Нож снова оказался у меня. А сам незадачливый мститель скорчился на полу, задыхаясь от слёз и унижения.
– Честный трофей, – сказала я, выдёргивая у него ножны и пряча в них добычу. – Дочери передам. Подрастёт, будет куколки из дерева выстругивать.
В точку. Женские руки и женское рукоделие. Худшей судьбы для боевого клинка не выдумать.
– В пещерах бывал? – спросила я. – Бывал, по глазам вижу. И что думал? Ты, весь из себя такой вооружённый и могучий против безоружных детей с женщинами, и так будет всегда? Нарвался на сильных и сразу же скис. Ни гордости, ни достоинства. Да и какое ещё достоинство может быть у труса? Да– да, у Немелхари диплонкфа Шокквалема лантарга правнук – трус. Горазд только с младенцами воевать.
– Я не трус, слышишь, ты!– заорал он, поднимаясь.
Снова кинулся и снова получил. Дуралей.
– Привык к лёгким победам, – насмехалась я, – привык над слабыми куражиться. Ну, каково теперь иметь дело с сильными? Радостно? Весело? Нравится?
Он оскалился. Того и гляди, снова прыгнет. Упрямец, однако. Где– то в глубине души холодной гадюкой шевельнулась жалость. Я вспомнила Алеську, вспомнила подсмотренную в его же памяти охоту на выживших людей Враны, и тщательно, беспощадно размазала эту жалость в ноль.
– 'Есть раппорт!', – отозвалась в моём сознании Ванесса. – 'Поехали...'
– А скажи– ка, друг, – доброжелательно произнесла я, ловя его взгляд. – когда ты в последний раз со своим знаменитым прадедом разговаривал?..
Ключик оказался простым, но ёмким. Три года назад, когда возмездием от Федерации ещё не пахло, мальчик Немелхари проходил стажировку на одной из защитных станций под командованием своего прадеда, которого он, кстати, обожал и перед которым преклонялся. Цепкая память подростка сохранила рисунок созвездий в локальном космосе станции. Разговор, отмеченный удивлением, показал совсем другой рисунок. Именно этому мальчишка и удивился, хотя прадеду не сказал ни слова. Почему звёзды в обзорном окне расположены иначе, чем раньше. Куда и зачем уплыла из своей зоны контроля станция? Разве ей не положено оставаться стационарным узлом в защитной сети вокруг планеты?!
Вот так и был вычислен главный пространственно– временной схрон – по звёздам. Оставалось только нанести упреждающий удар.
***
Я велела отвести мальчишку обратно, в зону для интернированных. Сама пошла следом, хотелось проследить, чтобы «герой» не выкинул по дороге какого– нибудь номера. Не то, чтобы он смог бы причинить серьёзный вред вооружённому конвоиру в полуброне… Просто мне показалось, что так будет правильно.
На самом деле возвращаться в казармы не очень хотелось. Там я непременно встречу Патоку, а Патока непременно нарвётся на драку, и получится у нас с нею мерзкий, свинский безобразный мордобой с переходом на личности. Мордобоя не избежать всё равно, но хоть на немного оттянуть неприятный момент…
Где– то на полдороге мы повстречали Бориса Хмельнёва. Тепло инфосферы, сопровождавшее меня повсюду, мгновенно собралось в настороженное внимание. У Хмельнёва было такое лицо… Мёртвый бы испугался. Я поняла, что поступила правильно, решив проводить пленного лично. Защитить от телепата может только другой телепат, аксиома. А на всей базе телепатическая паранорма на данный момент была только у меня.
Как Хмельнёв пережил обрыв планетарной инфосферы, будучи на первом ранге, я не знаю и даже не берусь гадать. Но что у него именно из– за этого не все дома в голове можно смело брать за стопроцентный факт. И что он опасен как никто другой, тоже.
– Радуйся, поганец, – сказал Хмельнёв мальчишке. – Ты убил мою дочь…
– И тебя убью, можешь не сомневаться!– злобно окрысился Немелхари Шокквалем.
Ярость и отчаянная храбрость… искренние благородные чувства, но они разрушают естественный ментальный барьер с гарантией. Особенно после недавней эмоциональной раскачки на допросе.
– Он не будет радоваться, Борис Игнатьевич, – мирно сказала я. – Он сейчас будет плакать. Только что корабль класса «сильфида» ударил по пространственно– временному схрону, где находилась пересадочная станция, поддерживавшая гипертуннели между нашей локалью и пространством клана Шокквальми. И не стало возле Враны ни схрона, ни станции… Остальные каверны сколько– нибудь серьёзной угрозы не представляют. Так что надежды врага вернуть контроль над вашей планетой умерли.
– Хотите сказать, комадар Ламберт, что можно начинать восстанавливать Обручи? – недоверчиво переспросил Хмельнёв.
– Да. Вы можете начинать восстанавливать. И Обручи, и другие города…
– Это неправда!– закричал Немелхари, – Неправда. Это невозможно. Невозможно!
– Ты что, дружок? – ласково спросила я. – Это же «сильфида»! Не слыхал? Сочувствую. А координаты схрона ты мне сам недавно помог из своей памяти вытащить. Когда с ножом бросался. Мы узнали главное, где точно искать. Спасибо тебе за это. Остальное дело техники…