Голоса прошлого
Шрифт:
– А как вы хотели? – спросила я. – Вы пришли в чужой мир с оружием, половину его жителей убили нарочно для того выведенной заразой, остальных загнали в пещеры, – тут мне недобро вспомнился мальчишка Немелхари, – ваши юноши охотились на них, как на диких зверей, оттачивая воинское мастерство… И вы думали, вам за это ничего не будет?
А– дмори абанош слегка пожал плечами. То– то и оно. Сказать нечего.
– Мне жаль ваши деревья, – сказала я. – Вас – не жаль. Ни вас, ни вашу а– нкмори леанкрум. Ведь это вы подвели свой Лес под огонь. Вы перед ним виноваты, не мы.
–
Я потёрла ладонью затылок, вспоминая то странное чувство, возникшее при общении с Лесом. Разговор, не– разговор. Мощный обмен эмоциями, надеждами, переживаниями и единым на двоих сожалением. Да уж. Умею слышать…
– Вы не на своём месте, Ламберт комадар, – продолжал между тем а– дмори абанош. – Война – не ваш психопрофиль. Лучше бы вам вернуться домой…
– Дом мой сгорел, а– дмори абанош, – сказала я медленно, ощущая, как давит в груди. – Мне не к кому и некуда возвращаться. Моё место – здесь. И пока я здесь, кто– то другой строит дом и спит спокойно, зная, что его дом не спалят враги. Что над головой у него мирное небо. Что ближний космос свободен. А дальние рубежи охраняем мы. Я, она, – я ткнула пальцем через плечо в сторону Ирэны, – наш капитан.
Огнев хмыкнул, но от комментариев воздержался. Я развела руками:
– Сожалею, но воспользоваться вашим добрым советом не могу.
– И всё же я желаю вам когда– нибудь обрести дом, – искренне сказал старый Шокквалем. – Или вырастить свой. Когда это случится, посадите у порога вот эти зёрна, – он протянул ко мне руку.
На его ладони лежали разноцветные семена. Небольшие, неправильной формы, светящиеся шарики.
– Это кайшеннерем, хранитель домашней поляны. Будет куст, вот такой, – а– мдори абанош показал ладонью размер, где– то на уровне колена. – Цветёт круглый год, в уходе неприхотлив. Возьмите… Мне больше нечем вас отблагодарить.
Я осторожно подставила ладонь. Семена оказались лёгкими, как пушинки, и очень тёплыми, теплее, чем обычные семена. Я очень остро восприняла упругий ток жизни, дремлющей под сияющей кожурой.
– Это ведь никогда не закончится, – тихо сказала я. – Верно? Вчера мой дом, сегодня ваш, завтра и послезавтра – чей– то ещё. Ваши ак– лиданы считают войну великим благом для Оллирейна, они…
– Кто именно? – спросил а– дмори абанош. – Назовите имя. Без имени это всего лишь слова, назначенные очернить мой народ…
Я восхитилась. Каков друг, а?
– Кемтари Лилайон ак– лидан сфагран леутирем дамэль, – назвала я имя и должность. – Я задала ему тот же самый вопрос: зачем? Он любезно разъяснил, что война – это двигатель прогресса. Что именно разработка средств нападения и средств защиты даёт развитие и движение вперёд. Что отсутствие соперничества, соперничества реального и настоящего, такого, чтобы жилы рвало, приводит к застою и вырождению, это непреложный факт, доказанный собственной докосмической историей Оллирейна и многовековыми социальными экспериментами на других цивилизациях. Что погибают только слабые. Что победитель владеет Вселенной, а побеждённый плачет. И что так было и так будет во все времена.
– Возможно, он неправ…– медленно выговорил а– дмори абанош.
– А кому от этого легче? – спросила я.
Он помолчал. Потом сказал:
– Я, наверное, увижу Лилайона ак– лидана. Может быть, желаете что– нибудь ему передать? На словах.
– Чтоб он сдох, – подала голос Патока.
А– дмори абанош кивнул, принимая её пожелание, но смотрел на меня и ждал ответа от меня. Тёмно– синие нечеловеческие глаза с чёрным ромбиком– звёздочкой зрачка, внимательный взгляд...
– Ничего, – сказала я. – Мне нечего сказать Кемтари Лилайону…
Внезапно я поняла, что это действительно так. Это ещё год назад я бы что– нибудь придумала. Сейчас…
Вспомнился вдруг тот мой полудетский истерический писк, что так поступать нехорошо, что так поступать просто подло, и всё такое. Какая же я была глупенькая дурочка… Ак– лидан сфагран леутирем дамэль таких, как я, пачками на завтрак ел, не морщась, со всеми аргументами насчёт гуманизма, справедливости, милосердия и прочего. Потому и улыбался тогда, этак понимающе– снисходительно. Как умудрённый жизнью взрослый маленькому ребёнку, возмущённому тем, что огонь обжигается. Кого ж это я убедить пыталась, с ума сойти. Таких убеждают только контрольным в голову… Без лишних разговоров!
Огнев ушёл, увёл с собой а– дмори абаноша. Патока осталась. Смотрела на меня как– то странно. Не как всегда, со злобой и неприязнью, а… Даже не берусь определить.
– Ты где этого Кемтари Лилайона видела, Ламберт? – спросила она. – Высокий чин и на «доске почёта» к нему на шесть экранов претензий...
«Доска почёта», она же «расстрельный список» – перечень лиц, подлежащих безоговорочной ликвидации, с подробным разъяснением, за что. «Заслуг» у Кемтари Лилайона достаточно, чтобы убить его тридцать три раза подряд. Я, помню, в своё время была впечатлена перечнем. Весьма познавательное чтение.
– В локальном пространстве Кратас*, – ответила я на Ирэнин вопрос. – Мне было шестнадцать…
Надо бы организовать себе кофе и чего– нибудь пожевать. Но сначала отделаться от Патоки. Причём раз и навсегда.
– Знаешь, Ирэн, – сказала я, – только без обид… Найди себе другого командира, пожалуйста. Или вообще на гражданку чеши.
– Что?!– немедленно взъярилась она.
Я поставила локти на столик, взъерошила себе волосы. Что, снова ей по шее накостылять? Ну, а она мне накостыляет, вполне может, и что тогда? Я сказала:
– Сама рапорт составишь или помочь тебе?
– Может, объяснишь подробнее? – угрюмо осведомилась она, приподнимаясь.
– А слушать будешь? – устало спросила я. – Или тебе второй глаз закрыть?
Она злобно зашипела сквозь зубы. Я внимательно следила, чтобы встретить, если у неё снова не скажу в каком месте загорится.
– Развела ясли, – с досадой заговорила я. – Назло мамке куплю проход через GVS и полечу на досвете… Назло этой сучке Ламберт не восприму информацию по Вране и клану Шокквальми… не проверю броню перед боем. Детсад, штаны на лямках. А у того гадёныша оказался армейский сканер. И шоуфролк.