Голоса прошлого
Шрифт:
Это было настолько необычно, что я не удержалась и спросила. Доктор любезно объяснила мне, в чём было дело.
– Психокинетическая и телепатическая паранормы несовместимы, это общеизвестный факт, – охотно заговорила она. – У нас, целителей, баланс достигается за счёт того, что обе эти способности развиты одинаково. Одинаково слабо. Давно замечено, что если продвигаться в телепатическом ранге, часть психокинетической составляющей неизбежно будет теряться. Атрофироваться. К первому рангу пихокинетические способности, такие как провидение результативности лечения, во многом гаснут. Их заменяет опыт и практически мгновенный доступ к
– Ставите эксперименты на себе, док? – спросила я.
Она чуть пожала плечами:
– Добровольцев не нашлось. Вы, Энн, второй случай…
– Я в ваших проектах участвовать не буду, – окрысилась я.
– И не надо, – мирно улыбнулась она. – Но поделиться информацией вы ведь можете? В обмен на ответную информацию, разумеется.
– Какой информацией? – настороженно спросила я.
– О ваших предчувствиях будущего, – серьёзно сказала она. – Они всегда сбываются?
– Всегда, – кивнула я. – Если яркие и повторяющиеся, то всегда.
– Ошибок, неточностей не возникало?
Я подумала. Сказала:
– Нет, никогда… Это имеет значение?
– Вам когда– нибудь удавалось изменить увиденное?
Я подошла к одной из скамей, аккуратно присела на краешек. Подумала, перебирая в памяти все такие случаи. Сказала:
– Нет. Никогда…
– Здесь есть какая– то закономерность, которой мы пока не понимаем, – грустно сказала доктор Хименес. – Слишком мало данных накоплено… Похоже, будущее отдельной личности формируется с некоторым запасом, что ли. Существует этакий джентльменский набор прописанных загодя событий, у каждого из нас он строго свой. Так называемое заданное значение судьбы. У одних оно подвижно и вариативно, его даже можно корректировать при должном умении. У других прописано жёстко, как у вашей несчастной подчинённой. Вы не смогли бы спасти Алесю Хмельнёву, Энн. Рисунок её личностной матрицы, насколько я могу составить его по вашему описанию и отчётам, любезно представленным мне инфосферой через капитана Великову, совпадал со схемой как раз именно такого безнадёжного случая. Как вам известно, безнадёжные случаи запрещены к паранормальной коррекции прежде всего потому, что они убивают целителя в момент вмешательства. Вы ничего не смогли бы сделать, Энн. Разве только погибнуть вместе с нею…
– Я… отвлеклась на эти проклятые деревья! Если бы я не отвлеклась…
– … то Хмельнёва Алеся Борисовна умерла бы по дороге или сразу по возвращению на базу, – подхватила доктор. – Максимум, ночью во сне, как вариант.
Она замолчала, словно раздумывая, говорить дальше или нет. Я ждала.
– У одного подобного пациента нами была зафиксировано внезапное исчезновение электрической активности мозга. То есть, при абсолютно здоровом теле наступила скоропостижная смерть.
Заданное значение судьбы. От суховатого научного термина несло какой– то совсем уже запредельной жутью. По спине потянуло зябким холодом.
– Такое впечатление, – продолжала доктор Хименес, – будто человеку внезапно выключили жизнь. Никто ничего не понял. И не понимаем до сих пор.
– Кто выключил? – не выдержала я.
– Это метафора, – слабо улыбнулась доктор Хименес, – сами понимаете… Метафора.
Может быть, желаете кофе, Энн? Или чай, сок?
«Да она же сейчас лечит меня!»– внезапно осознала я. Отвлекая разговором от той процедуры, что сейчас надо мной учиняет. А я ничего не чувствую потому, что… потому что… Да чёрная дыра знает почему!
– Со мной всё в порядке, – заверила я. – Всё правда в порядке, док, спасибо. Я больше не собираюсь стреляться. Буду жить.
– Будете, – кивнула она, рассеянно улыбаясь, – конечно, будете, Энн. Позвольте совет?
– Я вас слушаю, доктор Хименес.
– Найдите себе что– нибудь… или кого– нибудь… что отвлекло бы вас от суровых солдатских будней. Не фиксируйте свою жизнь только на уничтожении. Во Вселенной помимо врагов есть что– то ещё, не менее значимое…
***
Из клиники я вышла едва ли не в большем раздрае, чем приходила. В чём бы ни заключалось лечение, его последствий я не ощутила. Мысли спутались в клубок и торчали из него острыми, больно ранящими иголками. Бедная Алеська. Заданное значение судьбы, надо же было ему случиться именно с ней…
Тоска и пустота там, где я привыкла слышать, знать и ощущать присутствие инфосферы, не уменьшались. Стреляться из– за этого было глупо, момент слабости пришёл и ушёл, навряд ли он ещё раз со мною повториться. Но жить вот так… навсегда… одной… без права возврата… невыносимо!
Внезапное решение ожгло как близкий взрыв гранаты. Мне разом стало и страшно и радостно. Я даже остановилась, примеряя на себя последствия. Глупо, безответственно, зачем, не сходи с ума, Ламберт, не сходи с ума...
Внезапно я до безумия испугалась, что опоздаю, хотя паранормальное предзнание говорило об обратном. Заспешила.
Привилегия капитанского звания – отдельные помещения. Каюты, как их называли на корабле. Квартиры – так говорили на наземных базах. Зелёный огонёк у информатора двери: значит, хозяин там, внутри. Не занят, не спит, иначе огонёк был бы красным, формата «не беспокоить».
Я решительно приложила ладонь. Вызов пошёл. Всё, спрыгнула с обрыва, назад дороги нет…
… Клянусь, если бы дверь промедлила с открытием ещё на секунду, я бы сбежала. Но она открылась вовремя. Поздно. Уже не убежать.
Игорь Огнев не удивился моему визиту. В принципе, наши с ним паранормы были из одинакового спектра; капитан Огнев, наверное, просто знал, что я всё равно приду… Пусть не сразу, пусть через время, но приду всё равно, и у этого чувства была всё та же повелительная ясность паранормального предзнания, одинаково свойственная и целителям и пирокинетикам.
Я перешагнула порог, и дверь закрылась за спиной. Все слова, которые я заготовила для вступительного объяснения, куда– то пропали. Я не могла открыть рта, пошевелить языком. К счастью, Игорь Валентинович сам всё понял, без слов.
А потом нам обоим стало не до слов.
Позже, много позже, я сидела, обхватив коленки, на краю постели, смотрела, как спит Игорь… у него во сне лицо стало совсем молодым и добрым, разгладились все складочки, ушли заботы… осталась только чистая безмятежность глубокого сна. Мой мужчина. У меня теперь есть мужчина. Немного странно было думать так о живом человеке. Мой. У меня...