Голоса прошлого
Шрифт:
Шоуфролк – тяжёлый аннигилятор среднего класса. Гражданским не просто не положен, а прямо запрещён. Где Немелхари Шокквалем его взял, большой вопрос. Видно, доступ к оружейным был. Технари в отчёте про эту машинку много интересного написали. Хорошая вещь, мощная.
– Потомственный военный, даже сопливый, это тебе не паршивый администратор, – продолжала я ликбез. – Он увидел, что одна… альтернативно одарённая… женщина… шлем деактивировала, от великого ума, не иначе… А у второй заряд брони на дельта хрен, полвыстрела хватит, чтобы погасить. Затем ещё два залпа – номер третий в счёте. И если подсуетиться, то и четвёртого как– то зацепить удастся. Он очень старался умножить на ноль нас всех, и не его вина, что не вышло.
______________________
* Кратас – база Объединённого флота Оллирейна. Находится в совместном ведении четырёх великих кланов: Иларийонов, Ми– Скайонов, Хорошенов и Шокквальми.
– Но… – медленно проговорила Патока, – но… Но было же четыре выстрела! Четыре, Энн!
Коп– п– пать носом. Она опять не отчекапила свою броню. Иначе не задавала бы тупых вопросов: протокол внешних воздействий показал бы ей всю картинку, от и до. Во мне всколыхнулось что– то чёрное, удушливое и донельзя бешеное. Я сжала кулаки, неторопливо выдохнула и, сдерживая эмоции, сказала:
– Думать ты не любишь, Ирэн. Подраться – да, тут тебе равных мало. А вот подумать…
Она долго смотрела на меня, и я почти слышала, как скрипят и щёлкают у неё извилины, осмысливая услышанное.
– Психокинетическая паранорма… защищает от аннигиляции?
Додумалась, ишь ты. А я полагала, до утра ответа не получу…
– Как тебе сказать, Ирэн… До определённого предела. Пятого залпа мы б с тобой не пережили. А Чис в одиночку не справилась бы. Лежали бы сейчас наши тушки, – то, что от них осталось бы!– в Зале Прощания рядышком с Хмельнёвой. В закрытых саркофагах. Чтобы палёным на всю базу не воняло…
Патока вдруг покраснела. Густо и плотно, даже уши заалели. Встала:
– Поняла. Разрешите удалиться, комадар Ламберт…
– Куда?
– Составлять рапорт об увольнении…
– «Дай ей шанс», – прошелестел в сознании голос Ванессы.
– «С какой радости?»
– «Дай».
– Сядь, – велела я. – Вольно… Капитан считает, что тебе надо дать шанс. Я считаю, что зря. Но у старшего по званию приоритет.
– Огнев? – изумилась Ирэн и даже оглянулась, отыскивая взглядом Игоря Валентиновича.
– Великова, – пояснила я.
– Что с тобой? – прямо спросила я. – Почему за защитой своей не следишь?
Картинка пришла внезапно, кусочек памяти и боли. Получилось спонтанно и само собой, закрыться я не успела.
***
… Тёмная степь и летящие по ветру горькие запахи цветущих трав. Рыжая полоска остывшей зари у горизонта. Деревянное крыльцо с искусно вырезанными перилами; ручная работа. Столбики, фонарики в ажурной деревянной вязи, мягкий рассеянный золотистый свет.
Высокая женщина в полуброне, шлем в руке, длинные волосы шевелятся на ветру чёрными змеями. Она уходит, её ждёт узкая машина с мерцающим маячком. Маленький мальчик бежит к ней с криком: «Мама, мама!» Спотыкается, падает, считает лицом ступеньки. Кажется, расквасил нос – физиономия залита кровью, чёрной в сумрачном вечернем свете.
Женщина она не оборачивается, просто бросает досадливое раздражение через плечо:
– Ирэн, я же сказала тебе: присмотри за малышом!
Чёрная машина увозит её. И остаются степь, закат и слёзы…
***
Я вздрогнула, заново осознавая себя: я – Энн Ламберт, и здесь не степь.
– «Александр Патока погиб на Ласточке», – пришла сухая информация от Ванессы. – «Под Золотым Ключом. Ценой собственной жизни спас сорок семь человек, из них тридцать шесть детей ясельного возраста. Награждён Солнечным Крестом посмертно. Ему было 17 лет».
– «Так она из– за этого…»– ошарашено подумала я.
Никогда не устану удивляться вывертам человеческой психики. Лезть на рожон в дохлой броне нисколько не страшно. А пообщаться с родной матерью, – легче умереть…
– «Ты же восприняла отрывок, связанный с её матерью, Ламберт. Что у них могло произойти, гадать не будем. Судя по последствиям, мало хорошего. Но это забота специалистов. А мы с тобой сделаем вот что…»
Ванесса спокойно и в деталях разъяснила мне, что делать. Менткоррекция не содержала в себе ничего сложного. Просто заплатка на область чувств, с целью приглушить их на время. На два– три дня, остающихся до ротации. При этом я восприняла весь психопрофиль пациента целиком и полностью, и памятью Ванессы углядела синие крючки навязанного извне психокода.
– «А это ещё что»?
– «А это, – образ черепа и красной молнии, с надписью «не влезай– убьёт!», – тебя не касается».
– «Ваше, что ли?»– с отвращением спросила я, имея в виду не конкретно Ванессу, а собственно инфосферу.
– «Наше».
– «А она знает?»
– «А она на это контракт подписывала. Соберись, не отвлекайся. Вызови у неё эмоцию, она нам поможет…»
Я посмотрела на Ирэну. И вдруг осознала, что прошло всего– навсего пара секунд, и что Патока на мой вопрос про «жить надоело» не то, что не успела ответить, но даже ещё и мысленно ответа пока не придумала. И тогда я бросила в продолжение фразы ехидно холодными тоном:
– А если взаправду надоело, не впутывай в свои проблемы других. Зайди в туалет и тихо застрелись из табельной «точки». Всем сразу легче станет.
– Тихо не получится, – серьёзно сказала Патока после долгой паузы. – Это ж «точка»!
Секунду я смотрела на неё настороженно. Потом поняла, что она шутит. Хорошо. Юмор – это всегда хорошо. Даже чёрный. И, если вдуматься, в особенности чёрный. Значит, нам с Ванессой удалось…
– «Удалось», – капитан Великова не скрывала самоуверенности.